Теория постиндустриального общества

Термин “постиндустриальное общество” впервые был применен в 1917 в названии одной из книг А. Пенти, теоретика английского либерального социализма; при этом сам А. Пенти признавал приоритет в использовании данного понятия за А. Кумарасвами. Оба использовали этот термин для обозначения такого идеального общества, где возрождены принципы автономного и даже полукустарного производства, каковые, по их мнению, могли составить социалистическую альтернативу индустриализму.

В 1958 статья Д. Рисмена “Отдых и труд в постиндустриальном обществе”. Распространение теорий постиндустриального общества было обусловлено и тем, что среди либерально настроенных социологов и экономистов концепциия единого индустриального общества получила достаточно широкое признание (Р. Арон. 28 лекций об индустриальном обществе, 1959, Дж. К. Г Гэлбрейт. Новое индустриальное общество, 1967 и др.).

Поэтому эта идея оказалась адекватной для исследования исторических перспектив различных социальных систем. 60-е гг. - бурное развитие теорий постиндустриального общества, став методологической парадигмой обществоведческих исследований. В развитие новой концепции внесли свой вклад представители фактически всех идеологических течений - от американского консерватора У. Ростоу и умеренного японского либерала К. Томинага до придерживавшегося явно социалистической ориентации француза А. Турена и чешского марксиста Р. Рихты. Произведением, в котором освещены все основные элементы этой теории, стала книга Д. Белла “Грядущее постиндустриальное общество” (1973) и позднее “Культурные противоречия капитализма” (1978).

Постиндустриальное общество - это общество, в экономике которого в результате научно-технической революции и существенного роста доходов населения приоритет перешёл от преимущественного производства товаров к производству услуг. Производственным ресурсом становятся информация и знания.

Разработчики постиндустриальной теории указывают следующие причины:

Усовершенствование технологий, механизация и автоматизация производства позволяют уменьшить долю людей, непосредственно занятых в материальном производстве.

Современная экономика достигла такого качества, когда большинство работников должны иметь относительно высокий образовательный уровень.

Благосостояние значительной части населения поднялось настолько, что интеллектуальный рост и совершенствование творческих способностей заняли важное место в ценностной шкале общества.

Люди, основные материальные потребности которых удовлетворены, занятые интеллектуальным трудом, предъявляют повышенный спрос на услуги.

Повышение доли квалифицированного труда приводит к тому, что основным «средством производства» становится квалификация работников. Это меняет структуру общества, а собственность на материальные «средства производства» утрачивает своё былое значение

Согласно концепции постиндустриального общества, история цивилизации делится на три большие эпохи. При переходе от одной стадии к другой новый тип общества не вытесняет предшествующие формы, но делает их второстепенными.

Доиндустриальный - способ организации общества основан на

трудоёмких технологиях,

использовании мускульной силы человека,

навыках, не требующих длительного обучения,

эксплуатации природных ресурсов (в частности, сельскохозяйственных земель).

Индустриальный - основан на

машинном производстве,

капиталоёмких технологиях,

использовании внемускульных источников энергии,

требующей длительного обучения квалификации.

Постиндустриальный - основан на

наукоёмких технологиях,

информации и знаниях, как основном производственном ресурсе,

творческом аспекте деятельности человека, непрерывном самосовершенствовании и повышении квалификации в течение всей жизни.

Основой могущества:

в доиндустриальную эпоху - земля и количество зависимых людей

в индустриальную - капитал и источники энергии

в постиндустриальную - знания, технологии и квалификация людей.

Слабостью постиндустриальной теории называют то, что она рассматривает переход от одной стадии к другой как объективный (и даже неизбежный) процесс, но мало анализирует необходимые для этого общественные условия, сопутствующие противоречия, культурные факторы и т. д.

Постиндустриальная теория оперирует, в основном, терминами, характерными для социологии и экономики. Соответствующий «культурологический аналог» получил название концепции постмодерна (в соответствии с которым историческое развитие идет от традиционного общества к современному и далее - к постмодерниту).

Информационное общество

Изобретение самого термина приписывается Ю. Хаяши, профессору Токийского технологического института. Так, в 1969 году японскому правительству были представлены отчёты «Японское информационное общество: темы и подходы» и «Контуры политики содействия информатизации японского общества», а в 1971 году - «План информационного общества».

Начиная с 1992 года термин стали употреблять широко. Понятие «информационное общество» появилось в работах Экспертной группы Европейской комиссии по программам информационного общества под руководством Мартина Бангеманна, эксперта по информационному обществу.

Современное общество все чаще рассматривают как «информационное общество» (Масуда, А. Тофлер, Н. Моисеев). Однако существуют и другие мнения. Наиболее известные из них – «постиндустриальное общество» (А.Белл), «технотронное» (З. Бжезинский), «ноосферное общество» (В.И. Вернадский, «открытое общество» (К. Поппер) и т. д.

К фундаментальным признакам информационного общества можно отнести следующие:

рост интенсивности информационных коммуникаций в современном обществе;

высокий уровень развития информационных технологий, обеспечивающих динамическое развитие общества;

возможность всякого субъекта (человека, группы и т. д.) фактически в любое время получить любую информацию по интересующему вопросу;

автоматизация и роботизация всех сфер и отраслей производства и управления;

глобализация сознания и т. д.

В современном обществе информация превращается в основной предмет человеческого труда и т. д. К тому же во второй половине XX столетия принципиально переосмысливается видение мира (картина мира). Ранее картина мира была представлена такими категориями как материя, движение, пространство, время и т. д.

Однако с появлением категории информации (объекта постнеклассической науки) становится очевидно, что данная картина неполна и нуждается в дополнении. Более того, по мнению некоторых ученых, академиков МАИ, в основе объективной реальности лежит не материя, а информация.

Быстро развивающаяся информационная реальность (характеризующаяся такими параметрами своего бытия, как разнообразие, организованность, упорядоченность, сложность, системность), безусловно, отражается на развитии всевозможных сфер человеческой жизнедеятельности и существовании общества в целом.

В конце XX в. термины информационное общество и информатизация прочно заняли свое место, причём не только в лексиконе специалистов в области информации, но и в лексиконе политических деятелей, экономистов, преподавателей и ученых. В большинстве случаев это понятие ассоциировалось с развитием информационных технологий и средств телекоммуникации, позволяющих на платформе гражданского общества (или, по крайней мере, декларированных его принципов) осуществить новый эволюционный скачок и достойно войти в следующий, 21-й век уже в качестве информационного общества или его начального этапа.

Как считает профессор У. Мартин, под информационным обществом понимается «развитое постиндустриальное общество», возникшее прежде всего на Западе. По его мнению, не случаен тот факт, что информационное общество утверждается прежде всего в тех странах - в Японии, США и Западной Европе, - в которых в 60-х - 70-х годах сформировалось постиндустриальное общество.

У. Мартин предпринял попытку выделить и сформулировать основные характеристики информационного общества по следующим критериям.

Технологический: ключевой фактор - информационные технологии, которые широко применяются в производстве, учреждениях, системе образования и в быту.

Социальный: информация выступает в качестве важного стимулятора изменения качества жизни, формируется и утверждается «информационное сознание» при широком доступе к информации.

Экономический: информация составляет ключевой фактор в экономике в качестве ресурса, услуг, товара, источника добавленной стоимости и занятости.

Политический: свобода информации, ведущая к политическому процессу, который характеризуется растущим участием и консенсусом между различными классами и социальными слоями населения.

Культурный: признание культурной ценности информации посредством содействия утверждению информационных ценностей в интересах развития отдельного индивида и общества в целом.

При этом Мартин особо подчеркивает мысль о том, что коммуникация представляет собой «ключевой элемент информационного общества». Мартин отмечает, что, говоря об информационном обществе, его следует принимать не в буквальном смысле, а рассматривать как ориентир, тенденцию изменений в современном западном обществе. По его словам, в целом эта модель ориентирована на будущее, но в развитых капиталистических странах уже сейчас можно назвать целый ряд вызванных информационными технологиями изменений, которые подтверждают концепцию информационного общества.

Среди этих изменений Мартин перечисляет следующие:

структурные изменения в экономике, особенно в сфере распределения рабочей силы; возросшее осознание важности информации и информационных технологий;

растущее осознание необходимости компьютерной грамотности;

широкое распространение компьютеров и информационной технологии;

развитие компьютеризации и информатизации общества и образования;

поддержка правительством развития компьютерной микроэлектронной технологии и телекоммуникаций.

широкое распространение - компьютерные вирусы и вредоносные программы по всему миру.

В настоящее время человечество переходит от постиндустриального общества к информационному. Деятельность отдельных людей, групп, коллективов и организаций сейчас все в большей степени начинает зависеть от их информированности и способности эффективно использовать имеющуюся информацию. Прежде чем предпринять какие-то действия, необходимо провести большую работу по сбору и переработке информации, ее осмыслению и анализу.

В развитии человечества принято выделять несколько революций (качественных скачков) в обработке информации.

Первая информационная революция в истории человечества произошла 30 тыс. лет назад, когда впервые человек стал рисовать рисунки на скалах и деревьях. Так впервые информация была переведена на носитель информации (стена скалы, дерево). Вслед за рисунками появились буквы – возникла письменность, с помощью которой человек стал передавать потомкам все знания.

Вторая информационная революция произошла с появлением ЭВМ в середине XX в. Информация стала храниться в электронном виде, что существенно увеличило легкость хранения и ее обработки.

Третья информационная революция происходит уже сегодня у нас на глазах. Это появление и развитие всемирной компьютерной сети Internet. Она делает всю информацию, накопленную за всю историю развития человечества, доступной любому человеку из любой точки земного шара в считанные минуты. Тоффлер

Вторая и третья информационные революции были бы невозможны без изобретения компьютеров. Принято считать, что первый компьютер был изобретен в 1943 г. в Великобритании.

Информационное общество - социологическая и футурологическая концепция, полагающая главным фактором общественного развития производство и использование научно-технической и другой информации.

Концепция информационного общества является разновидностью теории постиндустриального общества, основу которой положили З.Бжезинский, Д.Белл, О.Тоффлер. Рассматривая общественное развитие как “смену стадий”, сторонники теории информационного общества связывают его становление с доминированием “четвертого”, информационного сектора экономики, следующего за сельским хозяйством, промышленностью и экономикой услуг. При этом утверждается, что капитал и труд как основа индустриального общества уступают место информации и знанию в информационном обществе.

Революционизирующее действие информационной технологии приводит к тому, что в информационном обществе классы заменяются социально недифференцированными “информационными сообществами” (Е.Масуда).

Традиционным громоздким корпорациям Тоффлер противопоставляет “малые” экономические формы - индивидуальную деятельность на дому, “электронный коттедж”. Они включены в общую структуру информационного общества с его “инфо-”, “техно-” и другими сферами человеческого бытия.

Выдвигается проект “глобальной электронной цивилизации” на базе синтеза телевидения, компьютерной службы и энергетики - “телекомпьютерэнергетики” (Дж. Пелтон).

“Компьютерная революция” постепенно приводит к замене традиционной печати “электронными книгами”, изменяет идеологию, превращает безработицу в обеспеченный досуг (Х.Эванс).

Социальные и политические изменения рассматриваются в теории информационного общества как прямой результат “микроэлектронной революции”. Перспектива развития демократии связывается с распространением информационной техники. Тоффлер и Дж. Мартин отводят главную роль в этом телекоммуникационной “кабельной сети”, которая обеспечит двустороннюю связь граждан с правительством, позволит учитывать их мнение при выработке политических решений. Работы в области “искусственного интеллекта” рассматриваются как возможность информационной трактовки самого человека. Концепция информационного общества вызывает критику со стороны гуманистически ориентированных философов и ученых, отмечающих несостоятельность технологического детерминизма, указывающих на негативные последствия компьютеризации общества.

В традиционном понимании информатизация общества – это сложный социально-исторический процесс перехода к новой стадии цивилизации, сущность которого заключается в экспоненциальном нарастании объема информации различного типа, необходимой для решения быстро усложняющихся социально-экономических, научно-технических, бытовых и культурных проблем.

В докладе Международной комиссии по образованию для XXI века «Образование: сокрытое сокровище» (Learning: the treasure within), представленном для ЮНЕСКО, отмечено, что «человечество должно быть во всеоружии, чтобы преодолеть основные противоречия, которые, не будучи новыми, станут главными проблемами XXI века».

К таким противоречиям авторы доклада относят следующие: противоречия между глобальными и локальными проблемами (between global and local realities); между традициями и современными тенденциями (between tradition and modernity); между долгосрочными и краткосрочными задачами (between the long and short terms); между необходимостью соревнования и стремлением к равенству возможностей (between the need for competition and concern for equality of opportunity); между объемом знания, растущего по экспоненте и возможностями их усвоения человеком (between the extraordinary expansion of knowledge and human capacity to assimilate it); между духовными и материальными ценностями (between spiritual and material values). Разрешение этих противоречий зависит в очень большой степени от политики каждого государства в сфере образования .

Элвин Тоффлер определяет будущее общество как постиндустриальное, а процесс перехода как «третью волну», которая изменяет устои индустриального общества: экономику, структуру власти, устройство семьи, образование.

Мануэль Кастельс вводит термин «информациональное» общество, со специфической формой социальной организации, в которой благодаря новым технологическим условиям, возникающим в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти.

Ученые выделяют два основных теоретико-методологических подхода к информатизации общества:

технократический (технико-технологический), когда информационные технологии считаются средством повышения производительности труда и их использование ограничивается, в основном, сферами производства и управления;

гуманистический, когда информационная технология рассматривается как важная часть человеческой жизни, имеющая значение не только для производства, но и для социальной сферы .

Важно избежать абсолютизации одного из подходов. Абсолютизация технического подхода предполагает, что технические возможности определяют цели образования. Противоположная ситуация – абсолютизация гуманистического подхода в информатизации биологического образования приводит к недооценке технических нововведений, умалению роли оборудования в определении возможности организации учебной деятельности. В реальности информатизация сочетает технологический, и социальный процессы. Это новое не только научно-техническое, но и социальное явление, возникшее как результат воздействия научно-технического прогресса на общество.

Информационные технологии позволили определить информационно-техническую парадигму, обладающую следующими характеристиками:

– информация становится сырьем, которое необходимо уметь обрабатывать с помощью технологий. При этом, лавинообразный информационный поток «не структурирован и не сортирован: если мы хотим, чтобы он стал источником знаний, а не заблуждений, его необходимо просеять, отсортировать и осмыслить» . Мануэль Кастельс видит специфичность информационального способа развития в воздействии знания на само знание, как главный источник производительности .

– новые технологии многофункциональны: изменяются и усложняются способы и структура индивидуального и коллективного существования и взаимодействия. По мнению Тоффлера изменения в обществе приводят к изменению в человеке. Изменения должны соответствовать новой реальности, иначе это приведет к некомпетентности. . Ключевой чертой информационального общества является сетевая логика его базовой структуры . Управлять информационным обществом могут люди, легко ориентирующиеся в сетевой структуре, способные меняться быстро и кардинально .

– для современного общества характерны постоянные изменения и организационная текучесть: «новая парадигма будет напоминать по своим свойствам скорее жидкость, чем твердую структуру. Появятся не просто новые социальные нормы, само представление о норме станет иным» .

Переход к информационным обществам все в большей степени намечается как глобальный процесс, даже относительно независимый от социальных структур. Здесь проявляется другой ракурс информатизации общества, на который указывает А.Д.Урсул – в информационном обществе информационные и неинформационные компоненты взаимосвязаны при определяющей роли информационных в силу чего появляется информационно-технологический детерминизм развития . Глубинная сущность информатизации общества заключатся в интеллектуально-гуманистической трансформации всей жизнедеятельности человека и общества. Главным ресурсом развития общества является информация и информационно-коммуникационные технологии, обеспечивающие информационное взаимодействие.

Информатизация общества способствует изменению фундаментального соотношения сознания и бытия. В новых условиях формирующееся интегральное сознание способно опережать бытие, предвидеть последствия действий людей по преобразованию природы и общественных отношений. «Опережение сознанием бытия является закономерностью информационного общества»

Информационно-коммуникационные технологии открывают новые перспективы и возможности для познавательной деятельности, предоставляя человеку принципиально новые инструменты в виде интеллектуальных компьютерных систем. Создание гибридного интегрального интеллекта дополняет возможности человека по оценке, прогнозированию и управлению деятельностью человечества. Информация, способы ее получения, анализа, а также полнота и достоверность является основой для прогнозирования и управления деятельностью, тем самым обеспечивая существование жизни на нашей планете, решение глобальных проблем цивилизации, вывод ее из кризисного состояния.

В информационном обществе быстро изменяются структуры деятельности, следовательно, человек должен обладать способностью быстро адаптироваться к меняющимся условиям, восполнять недостающие знания, быть способным переучиваться. В.Н. Шестаков делает вывод, что процесс информатизации приближает общество к точке бифуркации, когда мельчайшие изменения во внешнем воздействии наряду с флуктуациями кардинально могут изменить свойства системы. Одним из важнейших изменений в этой системе является информатизация образования.

Человечество находится в постоянном и динамическом развитии. Когда-то оно опиралось на первобытнообщинные устои, а уже сейчас в его основе - новейшие технологии и информация. В конце прошлого столетия наступила так называемая эпоха постиндустриального общества. Как раз об особенностях этого типа и пойдет речь в данной статье.

Основные типы общества

Одной из ключевых задач науки под названием социология является выделение основных типов общества. В основу такой типологизации положены взгляды Карла Маркса и Гегеля. По мнению этих выдающихся мыслителей и экономистов, человеческая цивилизация развивается по восходящей линии, проходя при этом ряд определенных исторических этапов, которые следуют друг за другом.

Так, несколько таких ступеней человечество уже преодолело. Речь идет о первобытном, рабовладельческом, феодальном и коммунистическом обществе (последний тип, правда, еще сохранился в некоторых странах мира). На сегодняшний же день социологи выделяют следующие типы общества: индустриальное, постиндустриальное и традиционное (или аграрное).

Для традиционного типа характерной чертой является то, что основная часть всех материальных благ и ресурсов производится за счет аграрного сектора. В то же время промышленные отрасли развиты слабо или недостаточно. Стоит отметить, что в начале XXI века чисто аграрных стран уже практически не осталось. Все они, так или иначе, трансформировались в индустриальные (в результате промышленной революции). Иногда экономисты выделяют еще индустриально-аграрный тип общества. Он выступает в качестве промежуточного звена.

Индустриальное общество возникло на основе промышленности, машинного производства и соответствующих форм организации труда. Для него характерны такие процессы, как урбанизация, формирование рынка наёмного труда, развитие высшего и специализированного образования, модернизация транспорта и инфраструктуры и так далее.

Индустриальное общество, согласно теории марксизма, рано или поздно, должно трансформироваться именно в постиндустриальное общество. Признаки и особенности этого типа мы рассмотрим более детально. Также мы перечислим те страны, которые на сегодняшний день находятся на этом этапе развития.

Общая характеристика постиндустриального общества

Концепцию о постиндустриальном обществе разработал ученый Даниель Белл еще в далеком 1919 году. Его труд так и назывался: "Грядущее постиндустриальное общество". Признаки его, согласно теории Белла, просматриваются прежде всего в размере и структуре ВВП государства. По его мнению, этап постиндустриального цивилизационного развития должен начаться как раз в XXI веке. Как мы видим, его прогноз оказался точным.

Этот этап обусловлен развитием новейших коммуникационных технологий и сервисов, внедрением инноваций, переходом к электронике на всех уровнях производственной деятельности. Еще одной важной особенностью постиндустриальных обществ является высокий уровень развития сферы услуг в экономике.

Изменения при переходе от индустриального к постиндустриальному этапу развития затрагивает все сферы человеческой жизни, включая культурную, научную и образовательную. Так, культура постиндустриального общества характеризуется зарождением качественно новых течений, в частности постмодернизма. Этот культурный феномен зиждется на трех главных принципах: гуманизм, плюрализм и иррационализм. Постмодернизм как новое течение проявился во многих сферах жизни человека: в философии, литературе, изобразительном искусстве.

Постиндустриальное общество: признаки

Этот тип общества, как и любой другой, имеет свои характерные признаки. Среди них стоит выделить следующие:

• доминирование абстрактных, теоретических знаний над практичными;
• увеличение общего числа "интеллектуалов" (представителей науки, исследователей);
• бурное развитие новейших технологий и инноваций;
• усиление значимости информации во всех сферах жизни и деятельности;
• доминирование сферы услуг в структуре экономики;
• разработка и внедрение ресурсосберегающих, экологичных производств;
• постепенное стирание классовых границ и различий;
• формирование экономически устойчивой прослойки общества, так называемого среднего класса;
• возрастание роли науки и образования в жизни общества;
• изменение роли женщины в жизни общества (феминизация);
• плюрализм мнений и точек зрения в политике и культуре.

"Третичный сектор" в экономике постиндустриальных стран

Полноценная характеристика постиндустриального общества невозможна без анализа изменений в структуре экономики этих государств. Ведь она также качественно изменяется.

Экономика постиндустриального общества отличается в первую очередь тем, что в её структуре главенствует так называемый третичный сектор. Что это за такое, какие сферы он в себя включает?

"Третичный сектор" в экономике - это не что иное, как сфера услуг. Так как экономика постиндустриального общества предусматривает активное внедрение в промышленность автоматизированных станков и линий, не требующих человеческого участия, то живая трудовая сила постепенно вытесняется в другие сферы деятельности. К третичному сектору экономики стоит относить транспорт, коммуникации (связь), туризм и отдых, торговлю, систему охраны здоровья и тому подобное.

Очень часто социологами и экономистами выделяется еще и "четвертичный рынок" экономики. Он включает в себя науку и образование, маркетинг, финансовые услуги, средства массовой информации, а также все те сферы, которые планируют и организовывают производственную деятельность.

Примеры стран с постиндустриальной моделью развития

На сегодняшний день в ученых кругах ведется дискуссия: какие государства можно отнести к тому или иному типу развития общества? Так, к постиндустриальным принято причислять те страны, в структуре экономики которых основную долю занимают предприятия "третичного сектора".

В современном мире страны постиндустриального общества - это США, Канада, Япония, Южная Корея, Сингапур, Израиль, Нидерланды, Германия, Великая Британия, Люксембург и другие.

Креативный класс и его роль в развитии постиндустриального общества

Этот термин появился совсем недавно в США. Как правило, под креативным, или творческим классом подразумевают ту часть гражданского социума, которая отличается максимальной активностью, мобильностью и, собственно, креативностью. Именно представители этого класса формируют общественное мнение и вращают "колесо прогресса".

В экономически развитых странах (таких как США или Япония) креативный класс составляет около 20-30 % от всех работающих. Концентрируется он, как правило, в крупных городах и мегаполисах своей страны. К представителям креативного класса относятся ученые, журналисты, писатели, общественные деятели, инженеры и художники. Другими словами, все те, кто способен творчески и нестандартно подойти к решению важных проблем социума.

Информационное общество и его особенности

Сегодня, в XXI столетии, постиндустриальное общество очень часто называют еще информационным или же виртуальным. Основными его особенностями являются следующие:

1. Информация постепенно становится самым главным и ценным товаром.

2. Одним из ключевых секторов экономики является производство необходимых сведений и данных.

3. Начинает формироваться соответствующая инфраструктура для потребления информации как продукта.

4. Происходит активное внедрение информационных технологий во все, без исключения, сферы человеческой жизнедеятельности.

В заключение...

На рубеже ХХ и XXI веков начал формироваться новый тип общественных отношений - так называемое постиндустриальное общество. Признаки этого нового типа связаны с радикальными изменениями в сфере трудовых коммуникаций, в структуре экономики, культуре и науке.

Вопрос 01. Определите содержание понятия «информационное общество». Почему его называют также «постиндустриальным»?

Ответ. По мысли его теоретиков, информационное общество – следующая стадия развития после индустриального, потому другое его название – постиндустриальное. Это общество, в котором большинство работающих занято производством, хранением, переработкой и реализацией информации, особенно высшей её формы – знаний.

Вопрос 02. Что такое рынок знаний (информации)? Почему производство знаний стало выгодной сферой вложения капитала?

Ответ. В информационном обществе знания (прежде всего, новые технологии) становятся товаром (то есть имеют свою цену), более того – самым ценным товаром. А любой товар котируется на определённом рынке. Вложение в самый ценный товар выгодно. В данном случае такие вложения позволяют первому иметь доступ к новой технологии и получить сверхприбыль, пока технология не стала общедоступной.

Вопрос 03. Почему в обществе, достигшем информационной стадии развития, постоянно ускоряются темпы научно-технического прогресса?

Ответ. Каждая научно-техническая революция в ХХ веке есть в основном не отрицание предыдущих научных теорий, а резкое увеличение суммы знаний. Увеличение суммы знаний ведёт к ускорению темпов исследования и ускорению темпов накопления знаний. Вскоре, как говориться, количество переходит в качество: накопление знаний приводит к новой научно-технической революции.

Вопрос 04. Как возникновение Интернета повлияло на развитие мировой цивилизации, человека?

Ответ. Появление Интернета ведёт к постепенному возникновению единого информационного пространства (на сегодняшний день оно разделено по языкам, но уже не по государствам, границы которых не играют в Интернете практически никакой роли).

Вопрос 05. Охарактеризуйте процесс изменения социальной структуры общества развитых стран к концу XX в.

Ответ. В процессе перехода к информационному обществу уменьшается число бедняков, также как и число сверхбогатых людей. Большую часть общества начинает составлять так называемый средний класс. Бедняки и даже бездомные присутствуют в обществе, но их не столь значительное число, чтобы стать источником социальной напряжённости. В целом это общество, где удовлетворены базовые человеческие потребности подавляющего большинства его членов.

Вопрос 06. Раскройте понятие «средний класс». Какую роль он играет в общественно-политической жизни?

Ответ. Средний класс состоит из обеспеченных, имеющих больше необходимого минимума, но не живущих в роскоши людей. Обычно большая часть среднего класса работает в сфере обслуживания. В современных развитых государствам он составляет основной источник налоговых сборов, основной электорат, в целом является лицом общества.

Концепции постиндустриального (информационного) общества

Общество как социальная система, законы его развития всегда волновали ученых, политиков, философов. На протяжении многих веков каждый крупный мыслитель в рамках своей философской и социально-политической теории так или иначе пытался отразить пути и принципы общественного развития, свое видение положения и роли человека в социальной системе и таким образом дать более или менее общую картину общественного бытия.

Серьезную и, как нам представляется, удачную попытку исследовать концепции постиндустриального (информационного) общества предприняла Н. О. Обрывкова в своей диссертации на тему «Электронная демократия в современном постиндустриальном обществе» .

Исследователь отмечает, что современные представления об обществе многочисленны и разнообразны. Сложность их анализа заключается в том, что в понятии «современное общество» переплетаются и характеристики организации крупных сообществ, и указание на качественно новый тип социальной системы, и отнесение явления к исторической современности. Наиболее актуальной в настоящее время является теория «информационного общества». Впервые в достаточно отчетливом виде идея информационного общества была сформулирована в конце 60-х - начале 70-х гг. XX столетия. Изобретение самого термина «информационное общество» приписывается Ю. Хаяши, профессору Токийского технологического института.

Японский исследователь И. Масуда выдвинул концепцию, согласно которой информационное общество будет бесклассовым и бесконфликтным обществом согласия, с небольшим правительством и государственным аппаратом. В отличие от индустриального общества, главные ценности информационного общества - время и информация. Для И. Масуды информация - это, во-первых, знание относительно нового типа, пригодное для дальнейшего использования, во-вторых, знание, производство, хранение и применение которого действительно становятся все более важной для общества деятельностью, что порождает соответствующие ему технико-организационные структуры. Таким образом, возрастающая роль информации и процесса информатизации - исторический факт, лежащий в основе концепций информационного общества . Японский вариант концепции информационного общества разрабатывался, прежде всего, для решения задач экономического развития Японии. Это обстоятельство обусловило его в известном смысле ограниченный и прикладной характер.

Исследователи других стран формулировали свои теории «информационного общества», основываясь на более широких взглядах на устройство современной цивилизации. Для нас наиболее важными являются концепции, в которых идет речь о новой волне демократизации в современном обществе. Из их числа можно выделить: футурологические теории постиндустриального общества Д. Белла и О. Тоффлера, информациональную концепцию М. Кас- тельса, теорию третьей волны демократизации С. Хантингтона.

Американский ученый Даниэл Белл заинтересовался социологическими проблемами еще в ранней юности, пытаясь осмыслить суть общественного устройства и оценить возможные сценарии социального прогресса. Белл - один из создателей теории «постиндустриального общества», футуролог и ведущий представитель социального прогнозирования. В работах «Встречая 2000 год» (1968) и «Грядущее постиндустриальное общество» (1973) он выразил мнение, что бурное развигие техники и науки сделает излишними социальные революции, а «индустриальное общество» превратится в «постиндустриальное». Новые общественные отношения и структуры, полагал Белл, приведут к слиянию противоположных социальных систем: капиталистической и социалистической. Отличительными признаками «постиндустриального общества», по Беллу, становятся: переход от производства товаров к экономике обслуживания; занятие господствующего положения в управлении обществом социальной группой профессионалов-технократов и «больших ученых»; повсеместное распространение «интеллектуальной технологии» (информатики, теории игр и моделирования, компьютеризации) и возможностей саморазвивающегося технологического роста при широком развитии теоретических знаний. Кризисные процессы в обществе Белл объяснял разрывом между «рациональными» принципами капиталистической экономики и гуманистически ориентированной культурой. Согласно его «рели- гиоцентрической» версии кризиса западной культуры преодоление такового видится в религиозном возрождении. Технократическую постиндустриальную концепцию Белл стремился развить в теорию общесоциологического уровня. В противовес технологическому детерминизму он обосновывал ценностный подход к проблемам техники, давая многостороннюю характеристику общественной жизни и включая в сферу анализа духовно-ценностную философско-антропологическую проблематику. Взгляды Белла эволюционировали от неолиберальных программ «государства благосостояния» к неоконсерватизму. Впоследствии Белл поставил под сомнение саму возможность целостного взгляда на общество, возвратился к теориям «среднего уровня», ограничивался описанием отдельных социальных сфер и подсистем.

Метод исследования общества Д. Белла характеризуется в первую очередь признанием относительной автономности трех основных сфер жизни: социальной, политической и культурной. Учитывая их комплексность и неразрывность, он считает возможным разделить их с целью анализа, дающего возможность гораздо глубже проникнуть в суть происходящих в обществе процессов.

Первой из трех выделяемых им «аналитических сфер» становится «социальная структура», в которую входят технологические и экономические элементы, а также та система социальных отношений, которая порождена существующей структурой занятости, базирующейся на экономическом господстве одних и подчинении других.

Второй «аналитической сферой» становится политическая организация общества. Роль политических институтов, по его мнению, заключается «в минимизации противоречий, неизбежно возникающих в ходе функционирования экономического механизма, а также в преодолении конфликтных ситуаций, порождаемых иными социальными противоречиями» 1 .

Третьей сфере - культуре - Белл придает огромное значение, так как она, по его мнению, способна принести в общество «естественным и ненасильственным образом» стабильность и преемственность, необходимые в процессе развития. Стабильность общества в значительной степени обусловлена прочностью сохраняющихся в нем традиций.

Позиция Белла во многом сформировалась в ходе полемики с представителями иных теоретических направлений, и, прежде всего, с марксистами и функционалистами. Несмотря на то, что Белл дистанцируется от марксизма и позитивизма как главенствующих парадигм общественно-политической мысли XX в., он сохраняет «троичность» в рассмотрении эволюции общества. Только вместо трех формаций Карла Маркса (доклассовая, классовая, бесклассовая) и трех стадий Огюста Конта (теологическая, метафизическая и позитивная) Даниэл Белл рассматривает историю человеческого общества как последовательную смену трех эпох: доиндустриаль- ной, индустриальной, постиндустриальной. Некоторые из современных исследователей считают подход Белла более совершенным, так как здесь нет шаблона в описании основных свойств будущего социального состояния. Рассмотрим его более подробно.

Под доиндустриальным обществом американский ученый понимает такую социальную организацию, которая основана на примитивных производительных формах, развивающихся, прежде всего, в отраслях, обеспечивающих добычу и первичную обработку ресурсов, наиболее пригодных для удовлетворения самых необходимых потребностей. Индустриальный строй знаменует собой радикальный разрыв с традиционностью и становится важнейшим условием становления постиндустриальной системы. В его рамках добыча природных ресурсов (extracting) сменяется производством (manufacturing) заранее определенных продуктов; возрастают требования к квалификации работника; основным производственным ресурсом становится энергия; человек оказывается способным делать локальные технологические и хозяйственные прогнозы. Постиндустриальное общество - это общество, где производство (manufacturing) как постоянно возобновляющийся процесс начинает непрерывно воздействовать на окружающую среду (processing), а каждая сфера человеческой деятельности оказывается тесно связана со всеми другими. В этих условиях основным ресурсом становится информация, приоритет переходит от полуквалифицированных работников к инженерам и ученым. Дальнейшее совершенствование знаний человека о мире происходит на базе применения абстрактных моделей и системного анализа, а важнейшей задачей ученых становится перспективное прогнозирование хозяйственных и социальных процессов. Новый технологический базис производства изменяет само содержание труда. Знание в современном постиндустриальном обществе становится важнейшим ресурсом. Рассматривая социальную структуру общества и подчеркивая ту огромную роль, которую играют в современном мире информация и знания, Белл выделяет четыре основные статусные группы на основе квалификации их представителей:

• 1) класс профессионалов;
• 2) класс инженеров и полупрофессионалов;
• 3) класс конторских и торговых работников;
• 4) класс работников ремесленного и неквалифицированного труда.

Белл делит класс профессионалов (специалистов) на три группы: преподаватели, инженеры и ученые. Именно ученые, по мнению Белла, являются важнейшей группой класса профессионалов. Темпы роста этой группы по сравнению с другими интеллектуальными группами поражают своей скоростью. Если с 1930 по 1965 г. численность всей рабочей силы США увеличилась на 50%, то количество инженеров возросло на 370%, а ученых - на 93%*.

Анализируя американскую научную политику, Белл раскрывает ее отличия от европейской модели взаимодействия ученого сообщества с правительством. Он отмечает следующие особенности стратегии США в этой области: в новых областях, прикладных исследованиях и разработках с возникновением специальных задач создаются новые формы и методы их решения; в области же теоретических и фундаментальных исследований деньги выделяются на основе проектов тем лицам и организациям, которые смогут убедить экспертную комиссию в научной значимости проекта или в своей компетентности как исследователей .

Переходим ко второй аналитической сфере, выделяемой Беллом, - политике. По мнению Белла, политическая система приобретает в постиндустриальном обществе значение, которого она до этого не имела никогда. Поскольку политика представляет собой сочетание противоречивых интересов и ценностей, усиление конфликтов и напряженности в постиндустриальном обществе становится неизбежным. Вследствие того, что знание и технологии стали основным ресурсом общества, некоторые политические решения оказываются предопределенными. Поскольку институты знания претендуют на определенные государственные средства, общество получает неоспоримые права предъявлять к ним свои требования. Формирование условий для рационального управления социальным организмом, сбалансированное распределение и перераспределение благ и обеспечение максимальной личной свободы индивида - вот что, по мнению Белла, является одним из важнейших достижений демократии в постиндустриальном обществе.

Белл выделяет три основополагающих элемента современной ему государственной политики:

• 1) влияние внешней политики;
• 2) ориентация общества на будущее;
• 3) возрастание роли «технического» принятия решений.

Самым важным результатом всех этих процессов Д. Белл считает переход в постиндустриальном обществе власти от законодательных и совещательных органов к исполнительным. Это связано с тем, что в современном обществе внешняя политика перестала быть «дипломатией» и превратилась в бесконечный «круговорот стратегических маневров, где жизненно важные решения должны приниматься незамедлительно, а новые модели социальных изменений делают необходимость планирования политики даже более насущной, чем принятие законов, что требует инициативы именно со стороны исполнительных органов» . В связи с этим возникает необходимость создания нормативной теории, которая смогла бы предложить разумные критерии функционирования современного свободного общества, учитывая неизбежные элементы централизованного принятия решений, расширение возможностей общественного выбора и необходимость разумного планирования.

Для функционирования общества основным является вопрос: кто стоит у власти и как она осуществляется? В рамках ответа на поставленный вопрос Д. Белл предлагает следующую схему, определяющую различия доиндустриального, индустриального и постиндустриального обществ (таблица).

Стратификация и власть 2

Общество	Доиндустриаль-	Индустриальное	Постиндустриальное
Ресурсы
Общественное местоположе	Ферма, плантация	Коммерческая	Университет, научный институт
Доминирующие фигуры	Землевладелец,	Предприниматель	Ученые, исследователи
Способы осуществления власти	Прямой силовой контроль	Косвенное влияние на политику	Баланс технических и политических сил, компромиссы и право
Классовая основа	Собственность, военная сила	Собственность, политическая организация, технические	Технические знания, политическая организация
Достижения власти	Наследование, захват армией	Наследование, патронаж, образование	Образование, мобилизация, кооптация

Мы видим, что в постиндустриальном обществе технические знания становятся основой, а образование - средством достижения власти. В результате элита представлена исследователями и учеными. Но это не значит, что ученые действуют как корпоративная группа. В практических политических ситуациях они способны расходиться идеологически, и тогда различные группы ученых могут объединяться с представителями других элит. Сама природа политики не дает отдельным группам (военные, ученые, предприниматели) возможность быть монолитными постоянно, и любая из них, стремясь к власти, пытается заручиться поддержкой других групп. Получив власть, победители начинают принимать решения межгруппового характера и влиять на распределение власти отдельных функциональных элементов, что влечет за собой перераспределение влияния внутри системы. В связи с этим необходимо подчеркнуть два важных момента:

• - во-первых, ученые как отдельная страта в постиндустриальном обществе должны приниматься в расчет в политическом процессе, чего не случалось никогда прежде;
• - во-вторых, сама наука управляется классом, который отличается от других основных социальных групп (военных и предпринимателей), а это предполагает совершенно иной подход технической интеллигенции к политическому процессу.

Таким образом, являясь одним из первых разработчиков теории информационного общества, Д. Белл определил грядущее общество как постиндустриальное. Акцентируя внимание на проблемах политического развития в условиях постиндустриализма, он подвергает сомнению идею так называемой «демократии соучастия». Несмотря на кажущуюся возможность всех граждан принимать участие в принятии решений, наделе власть в постиндустриальном обществе переходит от одних элитарных групп к другим. При этом решения принимают только избранные - технократы. Оптимальная, с точки зрения Белла, демократия будет возможна при условии:

• -формирования предпосылок для рационального социального развития;
• - сбалансированного распределения и перераспределения благ;
• - обеспечения максимальной личной свободы индивида .

Оценивая вклад Белла в общетеоретическую парадигму «постиндустриального общества», следует отметить системность и многоаспектность предложенной им концепции, аналитически охватывающей все сферы жизнедеятельности общества. Его теория сохраняет актуальность уже на протяжении полувека.

Американский социолог и футуролог Олвин Тоффлер разрабатывает концепцию «сверхиндустриальной цивилизации» в работах «Столкновение с будущим» (1972), «Доклад об экоспазме» (1975), «Третья волна» (1980). Отмечая, что человечество переживает новую технологическую революцию, ведущую к созданию сверхиндустриальной цивилизации, он предупреждает о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнется мир на рубеже XX и XXI вв. Несмотря на то, что книга Тоф- флера «Третья волна» была написана четверть века назад (1980), в целом она сохранила свою актуальность.

Как и Д. Белл, Тоффлер предлагает «троичное» деление этапов развития цивилизации. По его мнению, человечество переходит к новой технологической революции, т. е. на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая - Третья волна, ведущая к созданию сверхиндустриапь- ной цивилизации. Рассуждения Тоффлера базируются на идее о том, что рост сельского хозяйства был первым поворотным моментом в социальном развитии человека, а индустриальная революция была вторым великим прорывом. Сегодня история переживает наступление техногенной революции, бросающей вызов индустриальной эпохе. Такой подход к исследованию развития цивилизации О. Тоффлер называет анализом «фронта волны» 1 .

По мнению Тоффлера, у каждой цивилизации есть своя совокупность правил или принципов. Система индустриальной цивилизации состоит из шести взаимосвязанных принципов, программирующих поведение миллионов людей: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация, централизация.

• 1. Стандартизация. Процесс стандартизации охватил все сферы жизни в индустриальном обществе, начиная с системы мер и весов, денежных знаков и заканчивая процедурами найма рабочей силы и труда.
• 2. Специализация. Чем больше Вторая волна сглаживала различия в языке, сфере досуга и стиле жизни, тем более она порождала различия в сфере труда. Усиливая их, индустриализация заменяла крестьянина, временного и непрофессионального «мастера на все руки», узким специалистом и работником, выполняющим лишь одну единственную задачу при работе на конкретном производстве (метод Ф. У. Тейлора).
• 3. Синхронизация. Расширяющийся разрыв между производством и потреблением внес изменение и в отношение людей ко времени. В зависящей от рынка системе время приравнивается к деньгам. Нельзя позволить простаивать дорогостоящим машинам, и потому они работают в соответствии со своими собственными ритмами. Если одна группа работников завода запаздывала в выполнении своей задачи, следующие за ней группы отставали еще больше. Таким образом, пунктуальность, никогда не имевшая большого значения в сельскохозяйственных общинах, стала социальной необходимостью. Социальная жизнь также стала зависеть от времени и приспосабливаться к требованиям машин, определенные часы были отведены для досуга. Во всех странах семьи поднимались одновременно, ели в одно и то же время, ехали на работу, работали, возвращались домой, отправлялись спать, и все это происходило синхронно.
• 4. Концентрация. Если общества Первой волны существовали за счет рассеянных источников энергии, то общество Второй волны всецело зависит от концентрированных запасов природного топлива. Вторая волна сконцентрировала и население, переселяя людей из сельской местности и помещая их в гигантские урбанизированные центры. Преступников концентрировали в тюрьмах, психически больных людей - в сумасшедших домах, детей - в школах, а рабочих - на фабриках. Концентрация происходила также и в сфере движения капиталов: появлялись гигантские корпорации, тресты и монополии. Процесс концентрации, таким образом, проник в различные сферы жизни индустриального мира.
• 5. Максимизация. Вторая волна сделала слово «большой» синонимом слова «эффективный». Города и народы гордились тем, что обладают самыми высокими небоскребами, крупнейшими плотинами или самыми обширными в мире площадками для игры в гольф. Правительства индустриальных стран стали фанатичными проводниками идеи непрерывного экономического роста, приверженцами гонки за увеличение ВНП любой ценой, несмотря на риск экологической и социальной катастрофы. Принцип макрофилии глубоко укоренился.
• 6. Централизация в политической сфере. Если сельскохозяйственные интересы Первой волны сопротивлялись концентрации власти в национальном правительстве, то коммерческие интересы Второй волны диктовали необходимость сильного центрального правительства. Именно процесс индустриализации подталкивал политическую систему к централизованному управлению. Появление центральных банков (в США, в Великобритании и других странах) способствовало централизации в экономике.

Ученый полагал, что указанные шесть принципов составляют единую «программу», действующую во всех странах Второй волны.

Цивилизация, считает Тоффлер, должна обладать следующими характеристиками:

• - биосфера - среда, в которой цивилизация существует и воздействует на нее, а также отражает и изменяет взаимоотношение природных ресурсов и населения;
• - техносфера - энергетическая база, связанная с системой производства, которая в свою очередь связана с системой распределения;
• - социосфера - состоит из взаимосвязанных социальных институтов;
• - инфосфера - каналы коммуникации, через которые осуществляется обмен информацией;
• - властная сфера;
• - сверхидеология - культурно обусловленная система взглядов, структурирующая отношение к реальности и узаконивающая определенный способ существования цивилизации 1 .

По мнению автора книги «Третья волна», к концу XX в. индустриальная цивилизация вступила в системный кризис, который проявился в социальном обеспечении, школьном образовании, здравоохранении, в международной финансовой системе, что в совокупности породило и кризис личности. Именно поэтому наступление Третьей волны представляет собой не прямое продолжение индустриального общества, а радикальную смену направления исторического движения. Происходит полная трансформация столь же революционного характера, как и приход индустриализма в XVII в.

Тоффлер находит скрытую взаимосвязь энергетического кризиса и кризиса личности, что свидетельствует о противоречии и столкновении Второй и новой, надвигающейся Третьей волны. Он констатирует крах всех социальных институтов современного ему общества. В отличие от Белла, Тоффлер не берется дать точное определение новой цивилизации. Такие дефиниции, как «космическая эра», «информационное общество», «глобальная деревня», «постиндустриальное общество», с его точки зрения, неприемлемы, так как не дают ни малейшего представления о действительной динамике происходящих изменений и вызываемых ими напряженностях и конфликтах. Поэтому важно не название, необходимо разобраться в сути наступивших перемен.

Как и Д. Белл, Тоффлер полагает, что самым важным сырьем цивилизации Третьей волны станет информация, включая воображение. Как основной ресурс новой эпохи информация приведет к большим изменениям в системе образования и научных исследований. Произойдет реорганизация и системы средств массовой информации: вместо культурного доминирования нескольких СМИ в цивилизации Третьей волны начнут преобладать интерактивные, демассифициро- ванные средства, обеспечивающие максимальное разнообразие и даже персональные информационные запросы: множество чипов, установленных тем или иным способом в каждом доме, больнице, отеле, автомобиле, обеспечат нам жизнь в электронной среде 1 .

Анализируя структуру общественных институтов, Тоффлер, однако, опровергает мнение о том, что с увеличением роли информации университет вместо предприятия станет центральным звеном цивилизации: это профессиональная мечта представителей академической науки (в число которых входит и Даниэл

Белл)". Развивая мысль о том, что рабочие места в эпоху Третьей волны из офисов и предприятий перенесутся в дом, Тоффлер утверждает, что именно дом, «электронный коттедж», станет центральной единицей будущего - единицей, выполняющей определенные экономические, медицинские, образовательные и социальные функции. При этом ученый отмечает, что дом как общественный институт не будет играть центральной роли в жизни общества, как в прошлом играли церковь и предприятия, потому что общество Третьей волны будет построено по типу сети, а не по типу иерархии институтов.

Люди Третьей волны, по мнению Тоффлера, выработают новые представления о природе, прогрессе, эволюции, времени, пространстве, материи и причинности. Цивилизация Третьей волны будет основана на новой системе распределения власти, в которой нация как таковая утратит свое значение, зато более важную роль приобретут другие институты - от транснациональных корпораций до местных органов власти. Построение новой цивилизации будет включать в себя и создание соответствующих политических структур в государствах. Тоффлер считает, что все структуры, начиная от Организации Объединенных Наций и заканчивая городскими советами, придется фундаментально изменить не потому, что они изначально плохи, и даже не потому, что они контролируются тем или иным классом или группой, но потому, что они не отвечают нуждам радикально изменившегося мира. Выполнение такой задачи привлечет многие миллионы людей, а в случае сопротивления возможно кровопролитие. Риск велик, однако, если политическая система останется без изменений, мы рискуем еще больше .

Американский ученый предлагает строить политическую жизнь цивилизации Третьей волны на основе грех ключевых принципов:

• 1) власть меньшинств;
• 2) полупрямая демократия;
• 3) разделение решений.
• 1. Власть меньшинств. На рубеже новой цивилизации ключевой принцип Второй волны - власть большинства - становится все более и более устаревшим. Общество все больше демассифицируется, организовать большинство или даже правящую коалицию становится сложнее. Вместо высокостратифицированного общества, представляющего собой объединение нескольких крупных блоков, налицо конфигуративное общество, т. е. общество, где существуют тысячи меньшинств. Многие из них временны и образуют абсолютно новые преходящие модели, редко объединяющиеся в 51%-й консенсус по крупным проблемам 1 . По мнению ученого, отсутствие соответствующих этому новому обществу политических институтов сегодня только обостряет конфликт между меньшинствами. Решением этой проблемы является создание новых институтов, которые чувствительны к быстро меняющимся нуждам изменчивых и умножающихся меньшинств. Для этого человечеству придется модернизировать всю политическую систему 2 . В эпоху Третьей волны, по мнению Тоффлера, придется создать квазиполитические институты, чтобы помогать меньшинствам - профессиональным, этническим, сексуальным, региональным, рекреационным или религиозным - быстрее и легче образовывать и разрывать альянсы. Человечеству могут понадобиться арены, где разные меньшинства на основе ротации, а может быть, по случайному выбору собираются вместе, чтобы обмениваться проблемами, вести переговоры о соглашениях и разрешать споры . Тоффлер также предлагает избирать некоторых чиновников по принципу жребия, чтобы усилить представительство меньшинств в политике.

Таким образом, Третья волна демассифицирует общество. Политики Первой волны были «до-мажоритарными», Второй волны - «мажоритарными», - завтра они, прогнозирует Тоффлер, будут «мини-мажоритарными» - правление большинства сольется с властью меньшинств .

2. Полупрямая демократия. Второй принцип политической системы Третьей волны предполагает переход от зависимости населения от представителей к тому, чтобы представлять себя самим. Сочетание того и другого - это полупрямая демократия.

В настоящее время чиновники все более полагаются на поддержку штатных помощников и советы внешних экспертов. Бюрократия в исполнительной ветви власти все более усложняет процесс принятия законодательных решений. Пытаясь создать противовес исполнительной бюрократии, представительные органы увеличивают штат своих служб, еще больше перегружая законодательный процесс.

Решение этой проблемы Тоффлер видит в том, чтобы передать часть функций, выполняемых сейчас малым количеством псевдопредставителей, самому электорату. Конечно, для этого понадобятся новые институты, а также новые технологии. Опасность прямой демократии, отмечает Тоффлер, заключается в излишней эмоциональности людей и их подверженности внушению. Предполагается, что избранные представители менее эмоциональны и более вдумчивы, чем общественность. Однако поскольку члены парламентов и других законодательных органов создают собственные комитеты по тем вопросам, которые на их взгляд являются первостепенными, у граждан нет способа заставить их формировать комитеты, которые занимались бы упущенной или очень спорной проблемой. Поэтому следует предоставить полномочия самим избирателям прямо, через петицию, заставить законодательный орган формировать такие комитеты, которые необходимы общественности, а не законодателям. Тоффлер, таким образом, видит универсальный выход в полупрямой демократии, т. е. такой, где будут сочетаться положительные черты как представительной, так и прямой демократий.

3. Разделение решений. Институциональная проблема принятия государственных решений не менее важна. Очевидно, что одни проблемы невозможно решить на локальном уровне, а другие неразрешимы на национальном. Некоторые требуют одновременных действий на многих уровнях. При этом проблемы меняются, а власть - нет, к тому же слишком много полномочий сконцентрировано в одних руках. Лучше всего система принятия решений разработана на национальном уровне, очень слабо развита на уровне международном. Также слишком мало решений принимается на субнациональном уровне - в регионах, штатах, провинциях, населенных пунктах или в негеографических социальных группах. По мнению Тоффлера, многие проблемы, с которыми пытаются справиться национальные правительства, находятся за пределами их понимания. Поэтому человечеству необходимы новые институты международного уровня, которым можно было бы передать полномочия, перераспределенные в соответствии с новыми проблемами. Речь не идет о политической децентрализации как единственной гарантии демократии. Вопрос в том, чтобы политические институты соответствовали новой структуре экономики, информационной системе и другим особенностями возникающей цивилизации.

Рассмотренными выше тремя принципами, по мнению Тоффлера, необходимо руководствоваться в создании демократии XXI в.

Итак, автор формулирует в своей работе совершенно новую концепцию будущего, концепцию Третьей волны, близкую к прак- топии. В отличие от утопистов, представляющих будущее только в радужных оттенках, Тоффлер допускает в практопии наличие болезней, грязной политики, дурных манер. Концепция практопии не прогнозирует жизнь в статичном виде, она предлагает позитивную, революционную и реалистичную альтернативу. Цивилизация Третьей волны поощряет индивидуальное развитие, приветствует (а не подавляет) расовое, региональное, религиозное и культурное разнообразие. Это демократическая и гуманная цивилизация, поддерживающая равновесие с биосферой и не попадающая в опасную экономическую зависимость от остального мира. Тоффлер допускает, что на смену Второй волне необязательно придет цивилизация, описанная им: любые силы могут повлиять на ход истории. Решения, которые сейчас принимаются людьми, главами государств, способны приостановить новое направление развития или, наоборот, стимулировать его. Борьба между людьми Второй волны и людьми Третьей волны не отменяет других конфликтов: религиозных, расовых, «отцов и детей». Эти конфликты по-прежнему будут иметь место, при этом некоторые из них только усилятся. Однако все они будут подчиняться сверхборьбе, которая в основном и будет определять будущее человечества.

Переходный период, в котором находится мир, характеризуется двумя явлениями. Первое - это усиление дифференциации

общества, его демассификация. Второе - ускорение темпа исторических изменений. Результатом является огромное напряжение, в котором находятся люди и общественные институты. Это напряжение лишает людей возможности принимать компетентные решения. Поэтому главной задачей человечества Тоффлер считает создание новой формы существования - такой, где будет комфортно и людям, и общественным институтам.

В более поздней работе «Метаморфозы власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века» (1990), разрабатывая стратегию вхождения современного американского общества в «супериндустриализм», Тоффлер предлагает:

• - создать совет экспертов при президенте США, который бы занимался оценкой социальных последствий применения высоких технологий;
• - обеспечить футурологическое планирование, позволяющее прогнозировать вероятные в будущем противоречия и предпочтения (выбор тех или иных стратегий);
• - совершенствовать демократию, а именно: постоянно обсуждать предстоящее развитие с народом, вовлекая в политический процесс все слои населения как активных участников принятия решений;
• - создать «Ассамблею социального будущего» из представителей всех социальных групп для определения потребностей и направления общественного развития.

Одна из последних работ Тоффлера «Война и антивойна: что такое война и как с ней бороться. Как выжить на рассвете XXI века» (1993) посвящена проблеме войны, которая рассматривается с точки зрения концепции волн социального развития. Это книга о будущих войнах и борьбе с ними, а также о мире и войне в тех условиях XXI века, которые создает человечество в совместной борьбе за ресурсы будущего".

Произведения Белла и Тоффлера вызвали живой интерес в научных кругах. Можно отметить стремление как полемизировать с авторами, так и согласиться с их трактовкой постиндустриального

В социальной сфере Кастельс разделяет людей на экспертных работников, которые в информационную эпоху начинают играть центральную роль, и на «работников общего типа», представителей физического труда. В новом обществе работники первого типа несут ответственность практически за все сферы, начиная от создания технологий и заканчивая нормативными актами. Именно поэтому Кастельс полагает, что в информациональную эпоху образованные квалифицированные работники выходят на первый план. Отличительной их чертой является гибкость и умение быстро приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям окружающего мира. Работники второго типа в новом обществе испытывают дискомфорт, их количество сокращается. В информациональную эпоху главный социальный раскол происходит именно из-за того, что неквалифицированные работники оказываются «на задворках ин- формационального капитализма» и могут найти себе только низкооплачиваемую и непостоянную работу. Отталкиваясь от технологических парадигм, сформулированных Карлотой Перес, Кристофером Фрименом, Джованни Доси и Томасом Куном, Кастельс выделяет основные черты информационно-технологической парадигмы .

• 1. Технология создается для воздействия на информацию (в отличие от предыдущих технологических парадигм, где информация воздействовала на технологию).
• 2. Эффекты новых технологий охватывают все сферы жизни человека.
• 3. Налицо сетевая логика систем, в которых используются новые информационно-коммуникативные технологии.
• 4. Процессы, происходящие в информациональном обществе, не являются необратимыми, для них характерна гибкость. Корпорации и системы могут изменяться путем перегруппировки их компонентов. Гибкость может быть как позитивной силой, так и негативной, в случае если тот, кто меняет правила функционирования, всегда находится у власти.
• 5. Происходит слияние технологий в высокоинтегрированных системах. Так, микроэлектроника, телекоммуникации, оптическая электроника и компьютеры были интегрированы в информационных системах.

Основными характеристиками информационно-технологической парадигмы являются всеохватность, сложность и сетевой характер. Делая выводы, Кастельс ссылается на одного из ведущих историков технологии М. Кранцберга (1917-1995): «Первый Закон Кранц- берга гласит: технология не хороша, не плоха и не нейтральна, но ее фактическое развертывание в области сознательного человеческого действия и сложная матрица взаимодействия между технологическими силами, освобожденными человеком, и им самим - вопрос скорее исследований, чем судьбы» .

Во втором томе своего труда («Власть идентичности») Кастельс продолжает доказывать неизбежность перехода человечества в новую информациональную эпоху. Если в первом томе все внимание автора сконцентрировано на экономической сфере, то во втором томе речь идет о социальной и политической сферах.

Кастельс утверждает, что либеральная демократия характеризуется двумя следующими чертами:

• 1) существованием политической сферы, представляющей собой место для социального консенсуса и выражения основных интересов;
• 2) наличием политических деятелей, которые отстаивают индивидуальные права и свободы как общественные ценности.

Однако за исключением небольших автономных субъектов говорить о наличии либеральной демократии, по мнению Кастельса, не приходится. Есть только временные альянсы, которые могут быть мобилизованы в нужный момент. Вместо политической сферы - места для коллективной солидарности - существуют только доминирующие мнения и интересы, позволяющие манипулировать остальными людьми. Такое общество бесконечно фрагментарно, без исторической памяти и коллективной солидарности. Это общество без граждан, и, в конце концов, это «не-общество». Подобный кризис переживают США и демократия как таковая.

Процессы, происходящие в сетевом обществе, позволяют говорить о появлении так называемой «информациональной политики». Суть ее в том, что электронные СМИ (не только телевидение и радио, но и все формы коммуникации, такие как газеты и Интернет) стали занимать ключевые позиции в политике. Без картинок, звуков и символов, манипулирующих населением, как отмечает Ка- стельс, невозможно победить на выборах и прийти к власти . Рассуждая о современном кризисе традиционной политической системы и ускоряющемся темпе проникновения во все сферы общества новых СМИ, Кастельс указывает на то, что политические и информационные коммуникации главным образом осуществляются в пространстве СМИ. Вне сферы СМИ находятся только политические аутсайдеры. В информационную эпоху модифицированные процессы выборов, создания и функционирования политических организаций, принятия политических решений окончательно изменили природу взаимодействия государства и общества. В то же время, поскольку современные политические системы до сих пор основываются на организационных формах и политических стратегиях индустриальной эпохи, они становятся политически устаревшими, пытающимися отрицать потоки информации, от которых находятся в полной зависимости. В этом заключается, по мнению Кастельса, фундаментальный источник кризиса демократии в информационную эпоху.

Новые технологии изменили роль СМИ в политике не только из-за эффективности самих СМИ, но и в результате возникшей зависимости между системой медиа и политическим рынком в реальном времени. С конца 1960-х гг., когда при подсчете голосов стали использовать компьютеры, появляется так называемая «стратегия голосования». Ее суть заключается в тестировании различных политических стратегий на фокус-группах потенциальных избирателей, когда по мере появления результатов изменяются сами стратегии. В конечном итоге имиджмейкеры и лица, производящие опросы, становились, по сути, главными политическими деятелями: с помощью информационных технологий и средств СМИ они могли создавать президентов, сенаторов, конгрессменов, министров.

Растущее влияние СМИ на содержание политических программ ведет к их тотальному упрощению. Образы, закодированные послания и соперничество между политическими героями и злодеями (периодически меняющимися своими ролями) в мире фальшивых страстей, скрытых амбиций и ударов в спину, - вот что представляет собой американская политика, находящаяся в зависимости от электронных СМИ, - поясняет Кастельс. Такая политика и трансформируется в политическую виртуальную реальность. Но сможет ли «американская модель» адаптироваться к политическим тенденциям информационной эпохи? Этот вопрос Кастельс оставляет открытым, в отличие от следующего вопроса.

Рассуждая о том, будет ли европейская политика американизирована, ученый дает уклончивый ответ. В процессах взаимодействия между средствами массовой информации и политикой в США и Европе Кастельс выделяет следующие различия:

• -европейские политические системы в большей степени, чем американская, основаны на общепринятых традициях, обусловленных историей и культурой каждой из стран;
• - некоторые способы решения проблем, приемлемые в США, недопустимы в Европе .

Однако различия заканчиваются в тот момент, когда кандидаты определены и политические программы составлены. СМИ (в частности телевидение) как основной источник политической информации и средство информационной политики как в Америке, так и в Европе, используют одни и те же приемы подачи новостей:

• - упрощение информации;
• - профессиональная политическая предвыборная реклама;
• - персонализация событий;
• - критика политического курса действующего правительства;
• - утечка информации и подача ложной информации;
• - создание положительного имиджа кандидатам путем придумывания несуществующих фактов биографии .

Сравнительный анализ ситуации в европейских странах 1990-х гг. позволяет утверждать, что СМИ играют доминирующую роль в распространении информации. Телекратия (власть телевидения) во Франции, плавно переходящая на следующую ступень - «виртуальной демократии», укрепившаяся власть С. Берлускони в Италии, напрямую связанная с новой ролью СМИ в итальянской политике, - все эти и многие другие факты позволяют сделать следующие выводы. С одной стороны, политические партии в Европе, используя поддержку со стороны государства, стараются держаться автономно от СМИ. С другой стороны, ограниченный доступ политических партий на телевидение, формирование общественного мнения из внешних источников, не связанных с политической системой, - все это создает дистанцию между населением и политическими партиями. В результате, несмотря на то что политические институты, культура и история делают европейскую политику очень специфичной, появление новых технологий, глобализация и сетевое общество заставляют политические системы Европы принимать новые условия и адаптироваться к новым информационным реалиям, которые уже успешно действуют в США.

Кастельс выделяет следующие процессы, происходящие в обществе, которые предопределили кризис демократии в глобализированном обществе.

• 1. Кризис государства как института, который потерял часть своей независимости в связи с глобализацией потоков информации и власти. В частности, это проявилось в неспособности государства выполнять установленные законодательно обязательства в качестве «государства всеобщего благосостояния». Причина заключается в интеграции производства и потребления в глобальных взаимозависимых системах и в реструктуризации экономики и политических институтов, что привело к отходу от кейнсианской теории и сокращению трудовых партий.
• 2. Кризис законодательства заключается в том, что два основных принципа либеральной демократии (национальное гражданство и приоритет индивидуальности) противоречат друг другу. Национальное гражданство подразумевает согласие с мнением большинства по важным политическим вопросам, в то время как приоритет индивидуальности выражается в праве отстаивать свою точку зрения.
• 3. Кризис доверия к политической системе, вызванный открытой конфронтацией между политическими партиями. Поглощенная системой СМИ и зависящая от технологически сложных манипуляций, а также подверженная постоянным политическим скандалам партийная система потеряла свое истинное предназначение и способность быть полезной обществу. Она превратилась в бюрократический рудимент, лишенный общественного доверия 1 .

Проявлением кризиса демократии является то, что общественное мнение, выражаемое как конкретными гражданами, так и коллективно, демонстрирует растущее недовольство политическими партиями, их лидерами и всей профессиональной политикой в целом, неспособной решить социальные проблемы. Однако подобное недоверие к политической системе не означает, что народ совсем отказывается от участия в выборах или не беспокоится о демократии: население предпочитает голосовать за неправительственные партии, желая таким образом выразить свой протест.

По мнению Кастельса, процессы, происходящие в обществе, обусловливают дробление государства, непредсказуемость развития политических систем и неоднозначность политики, которую проводят правительства разных стран. Политическая свобода сохраняется, если народ готов за нее бороться, но политическая демократия в этих условиях начинает терять содержание, сохраняя только видимость формы. Это еще не означает наступления «формальной демократии»: демократия сохраняется, так как действует всеобщее избирательное право и уважается гражданская свобода. Однако новые институциональные, культурные и технологические условия реализации демократии в сетевом обществе делают существующую политическую систему устаревшей. Создание новых адекватных полигических механизмов призвано, помимо прочего, не допустить тирана в исчезающее пространство политической демократии 1 .

Наблюдая многочисленные ростки новой демократии по всему миру, Кастельс предлагает три варианта развития событий.

Первый путь предполагает заново создать местное самоуправление. Во многих государствах мира демократия на местах была призвана помочь процветанию общества, по крайней мере в рамках национальной политической демократии. Этого удавалось достичь в случаях, когда региональные и местные правительства, кооперируя свои действия, достигали определенной децентрализации и повышения уровня гражданского участия. Появление электронных носителей не только в еще большей степени стимулировало политическое участие на местном уровне, но и усиливало дробление государств-наций.

Обсуждаемый в научной литературе и прессе второй путь предлагает в качестве альтернативы политического участия и установления горизонтальных коммуникаций граждан с государственными органами использовать электронные коммуникации. Он-лайновый доступ к информации с помощью персональных компьютеров позволяет гражданам устраивать политические дебаты и обсуждения в электронных форумах, минуя, тем самым, контроль и навязываемое СМИ мнение. В этих условиях граждане формируют свои политические и идеологические сообщества, обходя, таким образом, установленные государством политические структуры и создавая гибкое и легко меняющее свои формы политическое пространство.

Однако такой вариант развития вызвал серьезную критику перспектив электронной демократии. С одной стороны, появление этой формы демократии как инструмента политических дебатов, представления политических идей и решений воспринимается как институционализированная форма «афинской демократии», когда относительно небольшая, образованная и влиятельная элитная группа людей владеет важной информацией. В результате множество необразованных граждан оказывается за пределами этой новой формы демократии, как это было с рабами, женщинами и иностранцами в Древней Греции. С другой стороны, средства массовой информации часто делают акцент на «политическом шоу» со всеми его особенностями, подменяя реальную политику. Индивидуализация политики и общества может сделать практически невозможными и даже опасными попытки достигнуть интеграции и консенсуса. Следует также отметить, что электронная политика может и должна ограничивать открытость и доступность системы электронной демократии .

Для восстановления демократии в сетевом обществе третий путь предполагает развитие «политики символов» (т. е. политики виртуального сетевого общества, основанной на актуальном опыте в реальности) и сосредоточение политических интересов на неполитических событиях. Такие организации, как «Международная амнистия», «Медицина без границ», «Гринпис» и множество других местных и международных групп активистов и негосударственных организаций являются основными, наиболее мощными и мобильными участниками информационной политики. Они обращаются непосредственно к гражданам, взывая к их солидарности. Отстаивая интересы населения, такие организации считают своей целью участие в управлении политическими процессами в государстве. Причем совершенно необязательно, что подобные организации будут стремиться к власти путем внедрения любой ценой своих кандидатов в государственные органы. Не превращаясь в политические партии, они, тем не менее, стимулируют новые политические процессы и процедуры, которые справятся с кризисом либеральной классической демократии на пути создания новой - электронной 1 .

Итак, изменения, которые происходят в трех основных областях жизни, - производства, власти и опыта - ведут к трансформации материальных основ социума, его пространственных и временных характеристик. Фундаментальные изменения в производстве касаются внутренней фрагментации рабочей силы на две составляющие - производителей информации и рабочую силу, что ведет к социальному отторжению работников, вовлеченных в сетевые отношения, и разделению логики мировых сетей потоков капитала и профессионального опыта. Трансформация власти связана с кризисом патриархальности: он выражается в глубоком переосмыслении проблем семьи и личности, что в свою очередь ведет к сущностным изменениям в области культуры и средств массовой информации. Что касается изменений в области опыта, то здесь главным является его трансформация в систему социального взаимодействия. Все современные общества подвержены влиянию сетевой логики, хотя и не все социальные институты ей следуют, - таков вывод Кастельса.

Анализ теории информационализма Кастельса дает возможность сделать следующие выводы:

• - теория «информационального капитализма» является значительным вкладом в разработку парадигмы информационного общества;
• - раскрыв суть процесса информатизации и обозначив область применения информационно-коммуникативных технологий (в экономике, политике и культуре), Кастельс обосновал роль информации как основного стратегического ресурса. Теория Кас- тельса содержит конструктивную социальную критику и намечает меры против углубления социального неравенства не только между отдельными классами, но и между развитыми и развивающимися государствами;
• -современный политический процесс, по мнению Кастельса, свидетельствует о кризисе классической демократии. Он выражается в кризисе государства как института, законодательства и сопровождается «кризисом доверия» со стороны общества к политической системе в целом.

Американский политолог Сэмюэль Хантингтон в своих трудах отразил особенности процесса демократизации в постиндустриальном обществе . Военно-политические и революционные события конца XX - начала XXI в. Хантингтон назвал столкновением цивилизаций: смысл его идеи заключается в том, что конфликты современности не закончились и не исчерпаны, а переместились в плоскость противостояния цивилизаций. Ученые многих стран встретили гипотезу Хантингтона критикой, особенно резко она прозвучала в России и странах Юго-Восточной Азии. При этом, несмотря на многочисленные методологические несовершенства и явную политико-идеологическую ангажированность этой гипотезы, она пока что не получила весомых опровержений . Тем не менее именно эта гипотеза принесла американскому политологу мировую известность.

В своей книге «Третья волна: демократизация в конце XX века» Хантингтон рассматривает глобальный политический процесс, развертывающийся в конце XX в.: переход тридцати стран от недемократических к демократическим политическим режимам. Именно его он называет третьей волной демократизации. Эта волна берет свое начало в 1974 г., когда политическое противостояние в Португалии повлекло за собой смену режима в этой стране, что стало примером и для других стран. Хантингтон дает следующее определение понятию «волна»: «Волна демократизации - это группа переходов от недемократических режимов к демократическим, происходящих в определенный период времени, количество которых значительно превышает количество переходов в противоположном направлении в данный период. К этой волне обычно относится также либерализация или частичная демократизация в тех политических системах, которые не становятся полностью демократическими» . Хантингтон утверждает, что в современном мире имели место три волны демократизации. При этом он делает оговорку, что не все переходы к демократии проходили в рамках этих волн, объясняя подобные отклонения неупорядоченностью и неод- нонаправленностью событий истории. После установления демократических режимов в некоторых странах происходил возврат к недемократическим политическим режимам (откат).

Структура книги «Третья волна: демократизация в конце XX века» состоит из глав; название каждой является вопросом, на который Хантингтон пытается ответить. «Что» такое третья волна демократизации? «Почему» и «Как» она возникла? «Надолго ли» и «До какой степени» она будет оказывать влияние на развитие человечества? Американский исследователь дает глубокий сравнительный анализ особенностей появления демократических институтов в разных странах.

Хантингтон предлагает следующие условные даты волн демократизации и откатов:

• - первая, длинная волна демократизации - 1828-1926 гг.;
• - первый откат - 1922-1942 гг.;
• - вторая, короткая волна демократизации - 1943-1962 гг.;
• - второй откат - 1958-1975 гг.;
• - третья волна демократизации - с 1974 г. по настоящее время 1 . Отличительной чертой третьей волны демократизации по сравнению с предшествующими волнами, является глобализация, так как эта вол-
• 1 Первая волна демократизации связана с американской и французской революциями. Возникновение и развитие национальных демократических институтов в большинстве стран продолжалось на протяжении всего XIX в., поэтому сроки этой волны имеют такие широкие границы. Хантингтон предлагает два критерия Джонатана Саншайна, позволяющих понять, достигла ли страна демократического минимума в XIX в. Первый критерий устанавливает, что 50% взрослого мужского населения имеет право голоса. Второй критерий предполагает, что ответственный глава исполнительной власти сохраняет за собой поддержку большинства в выборном парламенте либо избирается в ходе периодических всенародных выборов. Исходя из этих критериев Хантингтон начинает отсчет стран, перешедших к демократии, с Соединенных Штатов Америки, где этот процесс условно начался в 1828 г. Затем, уже к концу XIX столетия, процесс демократизации произошел в Швейцарии, Франции, Великобритании. К началу 1930-х гг. в целом около тридцати стран ввели у себя минимальные общенациональные демократические институты. Первый откат от демократии имел место главным образом в странах, которые установили демократические формы управления накануне Первой мировой войны или сразу после нее. Для этих стран понятия «демократия» и «нация» были новыми и нс стали еще доминирующими. Расцвет фашистских и коммунистических идеологий свидетельствовал о возврате к недемократическим режимам в 1920-1930-х гг. Вторая волна демократизации была связана со Второй мировой войны, когда победа над фашизмом и антиколониальные революции способствовали установлению демократических институтов в различных странах (Западной Германии, Италии, Австрии, Японии, Корее, Турции, Греции и др.). При этом в некоторых странах социалистического блока зарождающиеся демократические институты были жестоко подавлены Советским Союзом (Чехословакия, Венгрия). К началу 1960-х гг. вторая волна демократизации исчерпывает себя и происходит возврат многих стран, в основном Латинской Америки, к авторитарным режимам.

Второй откат. В конце 1950-х гг. политическое развитие стало носить отчетливо антидемократическую направленность. Возврат к авторитаризму начался в 1962 г. в Перу, когда военные вмешались в процесс выборов, желая изменить их результаты. Начиная с 1964 г. военные перевороты происходили в Бразилии, Боливии, Аргентине, Эквадоре. За этими событиями последовал откат от демократии и в других странах. Как утверждает А. С. Мадатов, «согласно статистике, одна треть государств, в которых в 1958 г. функционировали демократические режимы, к середине 1970-х гг. имела авторитарное правление. Показательно, что за этот же период наблюдаются многие кризисные процессы и в западной демократии. Поэтона охватывает практически все континенты. Хантингтон объясняет этот процесс следующими факторами:

• 1) кризисом легитимности авторитарных и тоталитарных систем;
• 2) беспрецедентным ростом мировой экономики в 1960-е гг., а также повышением уровня образования и увеличением численности городского среднего класса;
• 3) серьезными изменениями в доктрине католической церкви в 1960-е гг.;
• 4) сменой политического курса ведущих мировых политических сил (США, СССР, Европейское сообщество);
• 5) демонстрационным эффектом, усиленным новыми средствами международной коммуникации, что позволило перейти к демократии большой группе стран 1 .

Анализируя культурные препятствия на пути распространения демократии в мире, Хантингтон раскрывает их ограниченность, связанную со стереотипами мышления:

Во-первых, речь идет о противопоставлении демократии католической культуре в странах третьего мира, а также о невозможности экономического роста для стран конфуцианской культуры;

му не случайно, что во многих политологических и социологических исследованиях того времени не только преобладал тезис о неприменимости демократической модели к развивающимся странам, но и высказывались сомнения и пессимистические прогнозы по поводу жизнеспособности самой демократии». Третья волна демократизации. В течение пятнадцати лет после падения португальской диктатуры в 1974 г. демократические режимы пришли на смену авторитарным почти в тридцати странах Европы, Азии и Латинской Америки. В некоторых странах произошла значительная либерализация авторитарных режимов. В других странах движения, выступающие за демократию, обрели силу и легальность.

Демократический режим установился в Греции спустя три месяца после португальского переворота. Затем последовала Испания. В конце 1970-х гг. демократическая волна докатилась до Латинской Америки и Азии. Спустя десятилетие коммунистические страны Европы также начали постепенный переход к демократии. Таким образом, движение к демократии третьей волны носило глобальный характер. В 1973 г. 32% мирового населения проживало в свободных странах, в 1990-м г. - 39%, в 2004 г. - 44%. (См.: Huntington S. The third wave: democratization in the late twentieth century. USA, Norman, 1991. P. 13-16; Заост- ровцев А. Сто шагов назад? // Дело. 24.01.2005. С. 7).

• 1 Huntington S. The third wave: ... P. 35.
• - во-вторых, отмечается, что конфуцианство и мусульманство являются очень сложными системами миропонимания, в которых есть элементы, совместимые с демократией; в то же время католицизм и протестантизм имеют враждебные демократии элементы, т. е. напрямую связывать одну религию (протестантизм) с прогрессом, а другую (мусульманство) с регрессом некорректно;
• - в-третьих, динамизм культур приводит к тому, что традиционалистски ориентированные страны (например, Испания) начинают развиваться быстрыми темпами под воздействием процессов глобализации и информатизации.

В последней четверти XX в. легитимность авторитаризма и тоталитаризма становилась все более уязвимой. Если в прошлом легитимность авторитарных режимов основывалась на традициях, религии, праве наследования престола (в абсолютных монархиях) и т. д., то в XX столетии основными факторами легитимности недемократических систем были тоталитарная идеология и национализм. В конце XX в. все эти легитимные основания утратили свою силу под натиском демократической волны. Первоначально тоталитарные и авторитарные политические системы были способны обеспечить значительный экономический рост за счет либо полного государственного контроля над экономикой (СССР и и так называемые «страны народной демократии»), либо высокой степени государственного регулирования экономики (Бразилия, Уругвай, Южная Корея, Тайвань). Энергетический кризис и резкий рост цен на нефть в 1970-е гг. сыграл не последнюю роль в экономическом развитии и укреплении легитимности режима в СССР и нефтедобывающих странах третьего мира. Однако резкое снижение мировых цен на нефть в середине 1980-х гг. отрицательно отразилось на развитии экономики этих стран, и государственное регулирование постепенно исчерпало себя. Таким образом, кризисные процессы в экономике стали серьезной экономической предпосылкой краха легитимности авторитарных режимов.

Хантингтон, как и многие исследователи, отмечал тесную связь между уровнем экономического развития и демократией. Переход к демократии чаще всего происходит в странах со средним уровнем экономического развития либо в странах, приближающихся к среднеразвитым. Именно бурный экономический рост после Второй мировой войны вплоть до середины 1970-х гг., утверждал Хантингтон, позволил многим государствам войти в группу стран со средними доходами, что косвенно создало благоприятные экономические условия для перехода к демократии. Американский политолог отмечал, что экономическое развитие стало основой для появления новых источников богатства и власти, не зависящих от государства, что в свою очередь выявило функциональную потребность в передаче полномочий по принятию решений другим структурам - общественным организациям, бизнес-группам ит.д. . Таким образом, экономическое развитие создает предпосылки для изменений социальной структуры и системы ценностей, что усиливает процессы демократизации страны.

В третьей главе книги Хантингтон предлагает практические советы по преодолению авторитарных режимов. На первом этапе авторитарные лидеры начинают постепенно отдалять от себя сподвижников: это общепринятая практика, так часто поступают и демократические лидеры. Если уговорить недовольных ситуацией в стране и привлечь на свою сторону военных лидеров, то победа демократии обеспечена. Важно, чтобы военные в критический момент отказались поддерживать существующий авторитарный режим.

Для консолидации новых демократий необходимо:

• - воспитание терпимости;
• - обеспечение главенства законов над властью;
• -уменьшение влияния военных на политические процессы и

• - повышение эффективности демократических институтов;
• - предотвращение чрезмерной концентрации полномочий в руках одной из ветвей власти;
• -оказание странами Запада всемерной помощи государствам, ставшим на демократический путь развития .

Успешное завершение третьей волны демократизации, по мнению американского политолога, не только принесет демократию в незападные и более бедные регионы мира, где ее пока нет, но и заложит основы «четвертой волны».

Однако многие политологи весьма скептично настроены относительно необратимости третьей волны демократизации. Л. Даймонд, например, указывает на замедление процессов демократизации. Отслеживая тенденции 1990-х гг. - продолжающийся рост электоральной демократии и стагнацию развития либеральной демократии, - автор отмечает все большую поверхностность демократизации третьей волны .

Стагнацию демократизации третьей волны А. С. Мадатов объясняет следующими факторами:

• 1) слабостью социальной базы либерального демократического транзита, проявляющейся в неразвитости среднего класса, его незначительности или недостаточном удельном весе в социальной структуре общества;
• 2) незрелостью и недостаточной структурированностью гражданского общества;
• 3) неэффективностью многопартийной системы, состоящей из множества мелких политических партий, неспособных создать реальную оппозицию и мобилизовать граждан для обеспечения эффективного контроля за властными структурами;
• 4) низким уровнем либеральной политической культуры граждан .

Однако говорить о новой глобальной волне отката от демократизации не приходится. Большинство стран, вовлеченных в процесс демократизации третьей волны, уже не обладают сильными авторитарными движениями с эффективной идеологией. В этих условиях свергнуть демократический режим уже не представляется возможным.

Исследуя волны демократизации, американский ученый Ф. Шмиттер предложил несколько иную периодизацию и выделил четыре периода:

• - первая волна условно берет начало с революции 1848 г., после которой уже к 1852 г. Франция, Германия, Австро-Венгрия вернулись к авторитарным режимам правления;
• - вторая волна связывается с Первой мировой войной, когда в результате поражения Германии, а также распада Российской и Австро-Венгерской империй в Восточной и Центральной Европе появились новые государства с демократическими формами правления;
• - третья волна начинается после Второй мировой войны (1946- 1970-е гг.);
• - четвертая волна вызвана политическим переворотом 1974 г. в Португалии, ликвидировавшим власть «черных полковников» .

Слабостью периодизации Шмиттера, по мнению Мадатова, является сужение пространственных и временных рамок демократизации, ограниченных лишь континентальной Европой . Достоинством можно назвать выделение периода после Первой мировой войны в качестве отдельной волны демократизации. Важно отметить, что начало периода современной волны демократизации в оценках Хантингтона и Шмиттера совпадает.

Одновременно с работами Хантингтона были опубликованы труды Фрэнсиса Фукуямы . Американский профессор утверждает, что третья волна демократии была вызвана первым уровнем консолидации демократии - идеологией. Фукуяма рассматривает четыре уровня консолидации демократии: идеологии, общественно-политических институтов, гражданского общества и культуры .

Фукуяма полагает, что изучение специфических механизмов взаимодействия между третьим и четвертым уровнями составит основную задачу будущих исследователей процесса демократизации. Он объясняет спад третьей волны, наблюдавшийся во многих частях света в 1992-1997 гг., различными темпами изменений на четырех уровнях консолидации демократии и связывает с этим трудности, с которыми либеральной демократии придется столкнуться в будущем на третьем и особенно на четвертом уровне.

Часто работы Хантингтона и Фукуямы анализируют параллельно, находя много общего в их рассуждениях". Французский исследователь Ги Эрме, соглашаясь с мнением Хантингтона и Фукуямы относительно значимости культуры в процессах демократизации, отмечал, что «демократия - это культура в большей степени, чем система институтов <...> Суть идеи в том, что демократия основывается на медленном приобретении терпимости и сознания своих пределов: ведь демократическое правительство не может решить всех вопросов и ценно скорее своей природой, чем результатами деятельности, которые необязательно оказываются во всех отношениях лучше, чем при нелиберальном правлении» .

Нельзя не упомянуть о другой важной работе Хантингтона, принесшей ему мировую известность. Речь идет о статье «Столкновение цивилизаций» , опубликованной в 1993 г. в журнале «Foreign Affairs» и представлявшей собой своего рода противовес нашумевшей статье Фукуямы, озаглавленной «Конец истории» (1989). В 1996 г. вышла в свет книга Хантингтона «Столкновение цивилизаций и передел мирового порядка» («The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order»), где развиваются идеи, тезисно сформулированные в статье.

Если Фукуяма говорил о неизбежной победе либеральной демократии в посттоталитарном мире, то Хантингтону картина мира после окончания «холодной войны» представляется в более мрачном виде: он предлагал отказаться от иллюзий о мировой гармонии после победы западной либеральной демократии. Хантингтон выделяет восемь цивилизаций современного мира: западную, конфуцианскую, японскую, исламскую, индуистскую, православнославянскую, латиноамериканскую и африканскую . Автор задается вопросом: является ли демократия со всеми ее атрибутами исключительно продуктом западной цивилизации или представляет собой универсальную общечеловеческую ценность? Он полагает, что «на поверхностном уровне многое из западной культуры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные идеи и представления фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры . Суть концепции Хантингтона заключается в том, что на смену соперничеству супердержав пришло столкновение цивилизаций. Автор подчеркивает, что впервые глобальная политика становится многополярной и мультицивилизационной в отличие от прежней биполярной и идеологизированной региональной политики. Наиболее важной формой группирования государств являются не блоки, как в период «холодной войны», а цивилизации, характеризующиеся прежде всего религиозно-культурными признаками. Основные конфликты современности носят не межгосударственный, а цивилизационный характер, что придает им особую остроту, поскольку цивилизации гораздо более непримиримы, менее склонны к компромиссам, чем блоки или государства, формируемые на основе национальных интересов или «баланса сил» .

Исследуя концепции «третьей волны демократизации» и «столкновения цивилизаций», предложенные Хантингтоном, многие ученые создавали свои концепции и теории о возможных вариантах развития цивилизации и предпосылках будущего, основанного на глобализме. Так, американский ученый польского происхождения Збигнев Бжезинский в работе «Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство?» (2004) солидарен с Хантингтоном в том, что третья волна демократизации является переломным этапом развития как самой демократии, так и всего человечества. Бжезинский полагает, что в настоящее время глобальная американская гегемония является ведущим фактором международной жизни. С крахом Советского Союза США почувствовали себя почти неуязвимыми, и эта самоуверенность всячески поддерживалась преклонением перед ними других стран. Операции против Ирака (1991 г., 2003 г.) и в Косово (1999) продемонстрировали не только первенство США в применении высоких технологий в военном деле и безнаказанность за нанесение ударов по другим странам, но и восприятие американского превосходства за рубежом.

Таким образом, заявленная Хантингтоном концепция «третьей волны демократизации» вызвала в кругах политологической общественности большой интерес, что проявилось в целой серии публикаций , выражающих как позитивные, так и негативные оценки и прогнозирующих особенности развития третьей и следующей за ней четвертой волн. Данная проблематика не потеряла своей остроты. Научные дискуссии разворачиваются вокруг проблем, связанных с оценкой роли США в продвижении либеральной демократизации в глобальном масштабе, а также с допустимостью тех или иных средств для достижения этой цели.

Таким образом, исходя из вышесказанного можно сделать несколько существенных предположений относительно развития информационного общества на современном этапе и использования ИКТ в политической системе. Теории Белла, Тоффлера, Кастельса и Хантингтона были рассмотрены в рамках ведущих тенденций исследования постиндустриального общества:

• - глобализация;
• - информатизация;
• - демократизация.

Эти процессы идут в мире неравномерно и способствуют многообразию форм демократии. Хотя демократия зарождается в условиях индустриализма, переход к новому обществу требует политической модернизации: широкого вовлечения граждан в процесс принятия решений и контроль за государственной бюрократией и бизнес-структурами. В этих условиях информационные технологии выступают одним из наиболее важных факторов, влияющих на формирование общества XXI в. Они открывают огромные возможности для достижения взаимодополняющих целей: обеспечения устойчивого экономического роста, повышения общественного благосостояния, достижения социального согласия, укрепления демократии, прозрачного и ответственного международного управления.

Таким образом, можно отметить, что в конце XX в. сложилось два взгляда на перспективы развития ИКТ в политических процессах: оптимистический и пессимистический. Оптимистические ожидания позитивного влияния информационных технологий на развитие общества связаны с надеждой на то, что ИКТ смогут утвердить пошатнувшуюся репутацию демократии. Сторонник футурологической концепции Г. И. Вайнштейн, рассматривая проблему в оптимистическом контексте, указывает на

Американский исследователь Б. Барбер подчеркивает, что использование новейших средств массовой коммуникации позволяет перейти к новой эпохе - эпохе референдумов и собраний, когда сами граждане принимают решения, не передавая эту функцию органам представительной власти . Позитивное отношение использования информационных технологий подтверждает опрос, проведенный в 14 странах Европы: 75% видных политиков, занимающих выборные должности, считают, что «информационные технологии способствуют усилению демократии» .

Наряду с оптимистичными прогнозами использования информационных технологий нарастала и тревога, связанная с усилением возможности манипулирования общественным мнением, укрепления с их помощью властной иерархии, реализации корыстных интересов собственников СМИ. Не приведет ли все это к созданию новых форм тоталитаризма? Появились также сомнения по поводу повышения политической активности граждан благодаря информационным технологиям в связи с ростом абсентеизма и увеличением численности протестного электората. Реальное использование Интернета в одной из самых продвинутых стран в области информационных технологий-США, где доступ к Интернету имеют больше 70% населения, - намного ниже, чем можно было бы ожидать. В статье «Революция, которая еще не началась» американские ученые приводят данные: в ходе президентских выборов 2000 г. только 6% электората постоянно посещали сайты кандидатов с целью получения необходимой информации . Согласно исследованиям компании «Pew Research Center» не более 35% американских граждан, обладающих доступом к Всемирной сети, получают из Интернета политическую информацию. Исследователи П. Голдинг и Э. Вильхельм считают, что несмотря на доступность ресурсов Интернета для всех пользователей в действительности политическая активность в сети будет усиливаться только у тех, кто и без Интернета был вовлечен в политический процесс . Известный американский политолог Б. Бимбер, возглавляющий Центр по изучению информационных технологий и общества при Калифорнийском университете, утверждает на основании проведенных им исследований избирательных кампаний в 1996, 1998 и 2000 гг., что «Интернет, во-первых, не побуждает, а лишь дополняет традиционные средства политической коммуникации и, во-вторых, не побуждает к активности тех, кто мало интересуется политикой, а лишь обогащает новыми возможностями тех, кто уже и без того проявляет к ней интерес» .

Негативные прогнозы относительно роли информационных технологий в развитии информационного общества и демократии связаны с работами Ст. Рэя, М. Догана и др. Авторы отмечают следующие опасные тенденции:

• - огромный рост накапливаемой и распространяемой с помощью Интернета информации приводит к засорению Всемирной сети «информационным мусором» и информационным перегрузкам. В этих условиях своеобразной защитной реакцией большинства граждан становится ограничение использования он-лайновых политических источников;
• - проблема демократии сегодня заключается не в дефиците механизмов политического участия граждан, а в разочаровании масс в самой политике, в усилении их неудовлетворенности деятельностью политических институтов, которая вызывает утрату веры в способность существующей политической системы адекватно реагировать на общественные нужды ;
• -«цифровое неравенство» породило предсказания о появлении новой он-лайновой элиты, которая влияет на процесс принятия решений, в то время как большинство населения отстранено от него ;
• - хакерство, которое представляет собой применение Интернет-технологий с целью нанесения ущерба корпоративным или индивидуальным пользователям Всемирной сети, стало неотъемлемой частью информационных технологий ; Интернет открывает возможности не только для активизации граждан в политических процессах, но и для освоения электронного пространства экстремистскими организациями различного толка (неонацисты, скинхеды, расисты, религиозные фанатики) в целях распространения своих взглядов и вовлечения в свои организации новых последователей. После появления во Всемирной сети первого экстремистского сайта «Штормовой фронт» в 1995 г., создателем которого стал один из бывших лидеров Ку-клус-клана Д. Блэком, в Интернете появляются все новые и новые сайты, которые пропагандируют идеи насилия, расовой и религиозной дискриминации и нетерпимости.

Отмеченные выше негативные тенденции свидетельствуют о том, что роль информационных технологий в демократических процессах не носит того однозначного характера, который подчеркивался в футурологических концепциях 1970-х гг. Кризис основных институтов демократии в развитых и развивающихся странах, зафиксированный в работах Кастельса, подтверждается следующими признаками:

• - ростом недоверия к политикам и политическим институтам, пронизывающего все социальные слои;
• - скандалами, связанными с коррупцией высокопоставленных чиновников .

В странах переходного этапа развития, в частности в России, публичная политика превратилась в разновидность доходного бизнеса. Несмотря на то что ИКТ активно внедряются в сферу государственного управления, население тотально не доверяет политикам. Норма выборного представительства - 25% - автоматически превращает итоги любых выборов в фикцию . Однако это недоверие имеет и положительную сторону: неудовлетворенность политическими институтами стимулирует поиск новых форм демократии, способных адекватно функционировать в постиндустриальном обществе. Под воздействием новых информационных технологий происходят сдвиги в сторону открытости и прозрачности политического процесса, расширения участия граждан в общественной жизни, изменения функций и увеличения количества политических акторов, плюрализации интересов. Все это позволяет говорить о появлении такой перспективной формы демократии, как «электронная», которая связана с развитием всемирной информационной сети Интернет .

Таким образом, анализ теоретических концепций Белла, Тоф- флера, Кастельса и Хантингтона, а также высказанные предположения о перспективах внедрения ИКТ в политические процессы и государственное управление позволяют утверждать, что движение к информационному обществу - неизбежный, постепенный и очень длительный процесс. Мировой опыт показывает, что каждая страна идет к информационному обществу своим путем, который определяется сложившимися политическими, социально-экономическими и культурными условиями.

• См.: Обрывкова И. О. Электронная демократия в современном постиндустриальном обществе: Дис. на соиск. уч. ст. канд. полит, наук. СПб., 2006.
• Masuda Y. The Information Society as Postindustrial Society. Wash., 1983. P. 29.
• БеллД. Грядущее постиндустриальное общество. М, 1999. С. 293.
• По мнению Белла, менно такое сочетание целевой ориентации и субсидирования исследовательских проектов создало уникальные возможности для успеха, достигаемого путем концентрации внимания на конкретных целях и мобилизации крупных ресурсов для их достижения, а также стимулирования высокойнаучной отдачи специалистов, которые могут в короткий срок проявить себя кактворческие личности. Белл обращал внимание на то, что наука в США - этооформившаяся сила, действующая самостоятельно. Однако из-за отсутствияунифицированной научной политики она лишена внутреннего единства и по-прежнему поддерживается авторитетом правительства. В результате наука (подобно промышленности, рабочим, фермерам и беднякам) является одним изпретендентов на национальные ресурсы, однако из-за отсутствия центральногооргана управления научной политикой она становится придатком политическихи бюрократических процессов, зависимая от конкретных интересов соответствующих ведомств. Таким образом, демократизация в научной сфере сводится к усилению влияния политических структур на функционирование общества. Распределение главного ресурса постиндустриального общества - научных кадров - посекторам (промышленность, государство, университеты) и функциям (производство, исследования и преподавание) представляет собой основу любой продуманной политики в отношении использования ограниченных социальных ресурсов. В постиндустриальном обществе требуется более совершенное социальное
Там же. С. 671-672.
• В доказательство того, что СМИ играют важную роль в политике, Кастельс приводит следующие аргументы. С одной стороны, СМИ, казалось бы,навязывают обществу политический выбор, выгодный на данный момент правительству. Однако Кастельс опровергает это предположение, утверждая, чтоСМИ сильно отличаются друг от друга и их предпочтения находятся в большой зависимости от ситуации в стране, периода времени и специфики самихСМИ. Он приводит пример, когда в 1990-х гг. в Италии СМИ поддержали судебную антикоррупционную кампанию, противостоящую правительству Сильвио Берлускони, несмотря на то, что в тот момент Берлускони был владельцемтрех частных национальных телевизионных каналов. С другой стороны, население часто с легкостью поддастся политическому манипулированию посредством государственных каналов СМИ, не пытаясь найти более достоверную иточную информацию.
• Поясняя сказанное, Кастельс напоминает, что французский президентФрансуа Миттеран в течение долгого времени имел внебрачную связь, от которойу него была дочь. Этот факт никогда не использовался против него в политическойборьбе, несмотря на достаточное количество врагов, и не затрагивался в многочисленных интервью, которые давал президент. Параллель, проводимая Кастельсом исвязанная со скандалом вокруг американского президента Билла Клинтона и Моники Левински, очевидна. До конца 1980-х гг. большая часть европейского телевидения находилась под контролем государства, поэтому доступ политических лидеров на телевидение тщательно регулировался, а оплачиваемая политическаяреклама до конца 1990-х гг. была запрещена. Даже с либерализацией и приватизацией телевидения частные каналы продолжали вести политику саморегулирования при подаче информации, позволяющую им сохранить доверие зрителей.
• Castells А/. The Power of Identity. Oxford, 1997.
• Как правило, кандидаты, размещающие ту или иную информацию в электронных сетях, не несут за нее ответственности при электронном общении сэлекторатом. Политический контроль и электронная доступность оказываютсявзаимоисключающими друг друга в существующей политической системе. Еслиполитические партии и организации держат под контролем политические процессы, а политическое участие граждан в сети является неотъемлемой частьюинформационной политики, следствием этого может быть формализация выборов и принятия политических решений. При этом использование гражданамиИнтернета как инструмента получения информации, коммуникации и организации может привести к отходу от основного государственного политического курса, последствия чего предсказать достаточно сложно.
HuntingtonS. The third wave: ... P. 52.
• Демократия как политический процесс: [Электронный ресурс]: energy-mgn.nm.ru/polit/152.htm
• Даймонд утверждает, что количество либеральных демократий средивсех имеющихся в мире сократилось с 85% в 1990 г. до 65% в 1995 г. В эти жегоды во многих наиболее значимых молодых демократиях третьей волны (Турции, Бразилии и Пакистане) уровень демократии, измеряемый объемом политических прав и гражданских свобод, заметно упал. Одновременно произошло вырождение политической свободы в ряде давно сложившихся демократийразвивающегося мира, в частности, в Индии, Шри Ланке, Колумбии и Венесуэле. Таким образом, если исключить такие страны, как Северная Корея,Польша и Южная Африка, общая тенденция развития 1990-х гг. заключаетсяв постепенном снижении свободы в электоральных демократиях. Даймондназывает это тревожным фактором, ведущим к спаду демократической волны. (См.: Даймонд Л. Прошла ли третья волна демократизации? // Полис.1999. № 1. С. 18).
• Мадатов А. С. Демократизация: особенности ее современной волны //Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. «Политология». 2001.№ 3. С. 55.
• Schmitter Р. Democratization. Waves of // Encyclopedia of Democraty. N. Y.1995. Vol. 2. P. 346-347.
• Мадатов А. С. Пространственно-временные измерения демократии //Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 65.
• 1 Ф. Фукуяма - профессор международной политэкономии в американскомуниверситете Джонса Хопкинса (Johns Hopkins), бывший заместитель директораштаба планирования политики при Государственном департаменте США, авторработ «Конец истории и последний человек» (1992), «Доверие: общественныедобродетели и путь к процветанию» (1995) и др. 21. Уровень идеологии представляет собой сферу рационального самосознания, в которой изменения восприятия легитимности демократии могут произойти совсем неожиданно. При этом под идеологией понимается совокупностьнормативных убеждений о правильности или неправильности демократическихинститутов и поддерживающих их рыночных структур.
• Уровень общественно-политических институтов включает в себя конституцию, судебную систему, партийную систему, рыночные структуры и т. п.Институты изменяются не так быстро, как идеи легитимности, но зато легче поддаются манипулированию с помощью государственной информационной политики. Именно на этом уровне в последнее время велась политическая борьба,когда новые демократические государства, опираясь на помощь «старых демократий», стремились приватизировать государственные предприятия, написатьновые конституции, консолидировать партии и т. д.
• Уровень гражданского общества связан с созданием социальных структур, которые отделены от государства и лежат в основе политических институтовдемократии. Эти структуры оформляются еще медленнее, чем политические институты. Ими сложнее манипулировать с помощью государственной политики,они находятся в обратной зависимости от государственной власти, усиливаясьпо мере отступления государства и наоборот.
• Уровень культуры включает в себя семью, религию, моральные ценности, этническое сознание, «гражданственность», исторические традиции. Еслидемократические институты основываются на здоровом гражданском обществе,то гражданское общество в свою очередь опирается на уровень культуры. Изменения в ней происходят наиболее медленным темпами. (См.: Фукуяма Ф Главенство культуры // Русский журнал. 1997. № 7).
• Баталов Э. Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современныхамериканских концепций). М., 2005; Баранов В. П. Доктрина Тоффлера - Фукуямы - Хантингтона и реальность мира: [Электронный ресурс]: www.zhumal.ru/nepofoda/tfh doktrine.html; Рахшмир П. Повестка на XXI век: столкновение цивилизаций // Новый компаньон (пермская деловая и политическая газета). 26.12.2000.№ 45(151): [Электронный ресурс]: www.nk.permonline.ru.
Там же. С. 143. Tqffler A. The future Shock. N. Y. 1970. Цит. по: Вайнштейн Г. И. Указ. соч. С. 19.
• Там же.
• Богдановская И. Ю. Электронное государство // Общественные науки исовременность. 2004. № 6. С. 108.
• Одной из первых таких организаций стал так называемый «Театр электронных беспорядков» (ТЭБ), который был создан в середине 1990-х гг. американскимхудожником и артистом Рикардо Домингесом. Группа лиц, поддерживающих егоорганизацию, начала выражать свой социальный протест с помощью технологийИнтернета путем блокирования или перегрузки сайтов некоторых политическихорганизаций, чьей деятельностью они не были довольны. За этими акциями последовали и другие - уже не только хакерских организаций, но и отдельных хакеров. При этом существует мнение, выражаемое не только самими хакерами, что ихдействия связаны с необходимостью выявлять уязвимые места современных информационных технологий, помогая тем самым процессу совершенствования программного обеспечения и систем защиты. Однако если такая точка зрения и имеетправо на существование, то сознательное, злонамеренное использование слабыхмест ИКТ продвинутыми пользователями-хакерами в целях дестабилизации всейинформационной системы, без сомнения, преобладает в большинстве случаев хакерства. Социолог Ст. Рэй, один из основателей и теоретик группы ТЭБ, утверждает, что обычные теоретические концепции рассматривают электронную демократию слишком узко. Он полагает, что в современной демократической практике«электронные дискуссии» должны уступать место «электронным демонстрациям»и другим формам «электронного гражданского неповиновения».
• См /.Догам А/. Эрозия доверия в развитых демократиях // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 6. С. 39.
• См.: Серии Ю. Электронная Россия во мгле // Человек и труд. 2004. №11. С. 52.
• М. Мурру выделяет следующие демократические свойства Интернета, которые позволяют использовать его в политических процессах: интерактивность;диалоговый и неиерархичный типы коммуникации; низкие затраты для пользователей; скорость; отсутствие национальных и других границ; анонимность. (См.:Murru М. Е. E-Govemmcnt: from Real to Virtual Democracy. Brussels, 2003. P. 3).

Американский социолог и политолог Дэниел Белл в 1965 г. выдвинул понятие «постиндустриального общества», которое получило широкую известность после выхода в свет в 1973 г. в Нью-Йорке его книги «The Coming Industrial Sosiety» («Грядущее индустриальное общество»). Данное понятие и разработанное на его основе учение фактически с позиции технологического детерминизма подходят к объяснению и пониманию общественно-исторического процесса, поскольку провозглашают уровень развития индустрии (промышленности), который находит свое адекватное выражение в размере валового национального продукта (ВНП), главным показателем и основным критерием социального прогресса. И действительно, в полном соответствии с этим методологическим принципом так называемая «теория постиндустриального общества» различает три основные исторические состояния (или три стадии развития) человеческого общества: доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное. Доиндустриальная стадия в общественно-историческом процессе характеризуется весьма низким уровнем развития индустрии, а, стало быть, и малым объемом ВНП. Большинство стран Азии, Африки и латинской Америки находятся на данной стадии. Страны же Европы, а также США, Япония, Канада и некоторые другие страны находятся на разных этапах индустриального развития. Что же касается постиндустриального общества, то это общество нынешнего ХХI столетия, хотя некоторые сторонники указанной теории полагают, что оно уже начало складываться в последние десятилетия ХХ столетия, а то и раньше.

Важнейшим признаком постиндустриального общества является преобладание таких сфер хозяйственной деятельности, как экономика услуг, производство информации и духовное производство в целом. Поэтому в социальной структуре этого общества подавляюще преобладают именно те слои населения, которые заняты в этих конкретных сферах. Их доля в общей массе трудоспособного населения достигает здесь примерно 90%, между тем как доля занятых в промышленности и сельском хозяйстве составляет, соотвественно, менее 10% и менее 1% указанной массы. Постиндустриальная стадия развития общества характеризуется также сокращением продолжительности рабочего дня, снижением рождаемости и фактическим прекращением роста народонаселения, существенным повышением «качества жизни», интенсивным развитием «индустрии знания» и широким внедрением наукоемких производств. Ее главной особенностью в политической сфере, по мнению Д.Белла, являются отделение управления от собственности, плюралистическая демократия и «меритократия». 326 Стоящий тогда на позиции «теории деидеологизации», 327 он полагал, что меритократия как важнейший компонент постиндустриального развития представляет собой принципиально новый способ управления обществом, поскольку отправляющая властные функции прослойка (т.е. меритократы), будучи полностью свободыми от идеологии и политики, более не действуют в узких интересах определенного класса (например, капиталистов), а служит всему обществу. Это, в частности, означает, что в постиндустриальном обществе, которое понимается Д.Беллом в общем и целом как простая трансформация современного капитализма под непосредственным воздействием научно-технической революции, окончательно устраняются все классовые антогонизмы, затухают социльные конфликты и полностью прекращается классовая борьба.

В «Предисловии к изданию 1976 года» своего указанного выше труда Д.Белл выделил 11 «черт» постиндустриального общества. Эти «черты» суть следующие: «центральная роль теоретического знания »; «создание новой интеллектуальной технологии »; «рост класса носителей знания »; «переход от производства товаров к производству услуг »; «изменения в характере труда » (если раньше труд выступал как взаимодействие человека с природой, то в постиндустриальном обществе он становится взаимодействием между людьми); «роль женщин » (в постиндустриальном обществе женщины впервые получают «надежную основу для экономической независимости»); «наука достигает своего зрелого состояния »; «ситусы как политические единицы » (раньше «были классы и страты, т.е. горизонтальные единицы общества, … однако для постиндустриальных секторов более важными узлами политических связей могут оказаться ситусы» (от лат. слова «situ» – «положение», «позиция») «или вертикально расположенные социальные единицы…»); «меритократия »; «конец ограниченности благ »; «экономическая теория информации ». 328 К сказанному необходимо, однако, добавить, что в своих более поздних работах Д.Белл несколько отходит от «теории деидеологизации» и концепции строгого технологического детерминизма, поскольку в этих работах он допускает правомерность рассмотрения идеологии (в частности, религии) в качетве консолидирующего общество начала, а свои взгляды на технику как фактор общественно-исторического процесса уточняет с позиции некоего «аксиологического детерминизма». 329

Различные варианты «теории постиндустриального общества» были впоследствии предложены А.Тоффлером, Дж.К.Гэлбрейтом, У.Ростоу, Р.Ароном, З.Бжезинским, Г.Каном и другими. Так, например, американский социолог и футуролог Алвин Тоффлер полагает, что постиндустриальное общество представляет собой некую «Третью волну», которую человечество проходит в своем историческом развитии. Всего, по его мнению, оно проходит три «волны» на протяжении всей своей истории. Первая из этих «волн» – аграрная – продолжалась почти 10 тысяч лет. «Вторая волна» – это индустриально-заводская форма организации общества, которая на завершающем этапе своего существования и развития дает «потребительское общество» и «массовый» тип культуры. И, наконец, «Третья волна», которая берет свое начало в середине пятидесятых годов ХХ столетия в США отличается прежде всего созданием турбоактивной авиации и космической техники, компьютеров и компьютерной технологии. В социальном плане она характеризуется подавляющим преобладанием так называемых «белых воротничков» (т.е. научно-технических работников) над «синими воротничками» (рабочими), прекращением классового противостояния и устранением социальных антогонизмов, а в политическом – установлением подлинной демократии. 330

И чтобы составить себе более или менее отчетливое пердставление о том, насколько утопичным является предложенный А.Тоффлером вариант развития современного общества, можно указать хотя бы на предлагаемый им путь ликвидации безработицы. Так, не затрагивая устоев современного капиталистического общества, он предлагает навсегда покончить с данным постоянным «спутником» капитализма и, на самом деле, производимым им социальным злом путем официального признания в качестве социально значимого (а, следовательно, и адекватно оплачиваемого государством) личного труда людей, направленного на удовлетворение их собственных нужд и потребностей (например, на воспитание своих детей, строительство и благоустройство своего жилища, выращивание для себя на своем земельном участке овощей, фруктов, скота и т.д.) Таких людей он называет «протребителями» или «сопроизводителями», так как они в своем лице объединяют одновременно и производителей, и потребителей.

Исходя из этого, можно полагать, что экономика «Третьей волны» – это, скорее, экономика потребления, а не обмена. Поэтому наши представления о труде, восходящие к Адаму Смиту и Карлу Марксу, безнадежно, по его мнению, устарели. Эти представления, воспринимающие труд как выражение и воплощение эксплуатации (или разделения труда и отчуждения, как предпочитает выражаться сам А.Тоффлер), несомненно, «были верны в свое время. Но они подходили к традиционному индустриализму, а не к новой системе, которая развивается сейчас». В данной системе, воплощающей собой «Третью волну» «формы дегуманизированного труда прекращают свое существование». 331 Здесь же формируется новый тип труда и, соответственно, появляется новый тип рабочего. Так, если труд во «Второй волне» носил «грубый», (т.е. подневольный) и «монотонный» характер, поскольку был более выгодным (прибыльным) компаниям именно в такой форме, то в «Третьей волне» он перестает быть таковым. «Компании Третьей волны, - уверяет А.Тоффлер, - не увеличивают свои прибыли постредством выжимания пота из своих рабочих. Они достигают своей цели не тем, что делают труд более тяжелым, а тем, что работают более умело. Потогонная система не оправдывает себя так, как это было когда-то». Следовательно, труд в «Третьей волне» становится желаемым и творческим актом и здесь, на заключительной, постиндустриальной фазе развития общества, формируется «новый набор ценностей». Все это «требует совершенно нового типа рабочих». Рабочий «Третьей волны» не является более объектом подневольного и механического труда. Он, напротив, участвует в принятии решения и становится независимым субъектом творческого, по своей сути, процесса. «… Рабочий Третьей волны более независим, более изобретателен и не является более придатком машины» 332 , – довольно категорично заявляет А.Тоффлер.

Итак, ни о какой эксплуатации или отчуждении рабочего в «Третьей волне» в принципе не может быть и речи. Если в характеристике «Второй волны» мы еще находим у А.Тоффлера слабый намек на них в виде разговора о «грубости» труда, «выжимании пота» и «давлении на рабочего», то в «Треьей волне» они даже в столь мягкой и завуалированной форме полностью отсутствуют. Следовательно, с наступлением и развитием «Третьей волны» все указанные признаки вместе с характеризуемой ими традиционной формой труда как бы сами собой отпадают, а рабочий без каких-либо изменений основ существующего общественного строя, словно по мановению волшебной палочки, трансформируется из подневольного работника в свободного творца, а, стало быть, и полностью эмансипируется в социально-экономическом отношении. Несмотря на все вышеуказанное, сам А.Тоффлер отнюдь не считает себя утопистом, поскольку полагает, что «хорошее общество должно представлять максимальное разнообразие», между тем как «большинство утопистов и социалистов», согласно его мнению, «по-прежнему мыслят в терминах единообразия, присущего Второй волне». 333

Разновидностью «теории постиндустриального общества» выступает учение о так называемом «информационном обществе», которое объявляет производство и использование информации основополагающим фактором социального прогресса, определяющим собой все параметры существования и характер развития общества. Таким образом, «технологический детерминизм» получает свою конкретизацию или трансформируется в некий «информационный детерминизм», развиваемый Г.М.Мак-Люэном, Е.Масудой и другими. Так например, канадский философ и социолог Герберт Маршал Мак-Люэн (1911-1980) еще в 1967 году выдвинул свое положение, согласно которому именно средства передачи информации, а, стало быть, средства общения и коммуникации вообще, являются основным, решающим фактором развития общества. «Вся суть, - говорил он, - в средстве общения». Поэтому неудивительно, что падение Древнего Рима он непосредственно связывал с вырождением колеса, дорог и производства бумаги, а английскую промышленную революцию ХVIII столетия – с появлением дорог с твердым покрытием. 334 Естественно, что подобный подход в методологическом плане становится более правомерным и основательным именно в новом «постиндустриальном обществе», где, по мнению некоторых исследователей, формируется целостная «инфосфера», которая оказывается решающей и определяющей не только в структуре «техносферы», но и в структуре общества в целом. В связи с этим утверждается, что в информационном обществе появляется «четвертый» сектор экономики – «информационный», который сразу же захватывает лидерство и начинает доминировать над остальными тремя: промышленностью, сельским хозяйством и «сервисным сектором» (Д.Белл), т.е. сферой услуг. Отсюда делается вывод о том, что в данном обществе происходит окончательное вытеснение таких традиционных факторов общественно-экономического развития, как труд и капитал и их замена информацией и знанием. В свете этого Д.Белл считает возможным говорить даже об «информационной теории стоимости», поскольку полагает, что «именно знание, а не труд выступает источником стоимости». 335

Все это, по мнению теоретиков «информационного общества», приводит к существенному изменению социальной структуры. Так, согласно одному из них - японскому социологу Е.Масуде, ведущее место в структуре «информационного общества» будет принадлежать не дифферренцированным в классовом отношении так называемым «информационным сообществам», в которых системообразующим элементом выступает новый тип человека, названный им «homo intelligens» («человеком знающим» или «понимающим»). Следовательно, можно определенно сказать, что с точки зрения сторонников «теории информационного общества» информационный подход становится решающим и в плане понимания самого человека, который уже трактуется не иначе как субъект информационного процесса, как творец и носитель информации и знания. В свете этого становится понятным, почему А.Тоффлер в одной из своих последних работ говорит о трансформации пролетариата в «когнитариат» (от лат. слова «cognitio»– «знание»), т.е. в социальную прослойку – носительницу знаний.

Итак, в «информационном обществе», согласно его теоретикам, происходят интеллектуализация и информатизация производтва и всего общества в целом. Происходящие в этом обществе технические и социально-экономические сдвиги непременно, по их мнению, приводят к повышению «качества жизни» настолько, что более уже не приходится говорить о существовании такого традиционного социального зла как бедность и нищета, а другое такое зло – безработица – просто трансформируется, как полагает Х.Эванс, в «обеспеченный досуг». В результате этого социальная структура «информационного общества» становится недифференцированной (однородной) в классовом отношении, поэтому все классовые антогонизмы и социальные конфликты канут в вечность. Так, наконец, якобы, завершится, продолжавшийся тысячелетиями период классового противостояния и социальных потрясений в истории человечества.

«Информационным обществом» будет управлять, таким образом, некая постклассовая научно-техническая или «кибернетическая элита» (К.Штайнбух), т.е. сообщество таких научно-технических работников, как, например, математики, программисты, экономисты и другие, которые будто бы лучше всех остальных знают, как найти и обеспечить наиболее оптимальные и эффективные решения проблем функционирования и развития общественного целого. Более того, в нем утвердится принципально новый тип демократии – «компьютерный» (Г.Краух и др.) или «прямой» – при котором установится устойчивая и эффективная обратная связь населения с правительством и всей системой государственной власти, впервые открывающая перед отдельными гражданами реальную возможность участвовать в процессе принятия решений, активно влиять на деятельность правительства и других государственных структур и фактически взять эту деятельность под свой жесткий контроль.

В отличие от предыдущих футурологов аргентинский философ Марио Бунге, отвергая капитализм и социализм (в том его виде, в каком он был осуществлен в бывшем Советском Союзе и других странах так называемого социалистического лагеря), предлагает в качестве третьей альтернативы то, что он называет «холотехнодемократией» или иначе – «интегральной технодемократией». Для построения справедливого общества политическая и экономическая демократии, как он отмечает, являются недостаточными, хотя они, конечно, и необходимы. Дело в том, что первая из них касается лишь политики, а вторая – лишь экономики, между тем как «общество состоит из трех соединяющихся искусственных систем, встроенных в природу – именно экономики, культуры и политики…». Вот, собственно, почему «мы должны бороться за интегральную демократию, соединенную с технической экспертизой и заботящуюся об окружающей среде». На фоне этого «холотехнодемократия» предстает перед нами как «общественный строй, который позволяет, более того, поощряет равный доступ к богатству, культуре и политической власти». Она «есть равенство посредством кооперативной собственности, самоуправления, политической демократии и технической экспертизы». Однако это не значит, что она утверждает некую уравниловку, т.е. равенство в буквальном смысле слова. Как раз наоборот, «холотехнодемократия» устанавливает так называемое «квалифицированное равенство», т.е. некую комбинацию «элитарности и меритократии». Подобное равенство есть результат «соединения трех принципов: а) социалистической максимы «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям»; б) локковского принципа законного владения плодами своего труда; в) принципа Роулса, согласно которому единственно справедливо то неравенство в распределении товаров и услуг, которое скорее всего удовлетворяет каждого, а именно: вознаграждение заслуг и исправление оплошности». Поэтому неудивительно, что «холотехнодемократия подразумевает соединение кооперациии и конкуренции…». «Интегральная технодемократия» характеризуется также потребностью в как можно более малом и слабом государстве, так как «хорошо устроенное общество не нуждается в большом правительстве». Вместе с тем она «предполагает создания федерации и государств» вплоть до «мирового правительства», поскольку «эффективное управление системами большего масштаба требует центральной координации их составляющих единиц». И, наконец, при ней свобода и контракт, которые были весьма ограничены в классовом обществе, должны получить полное развитие и «расцвести». Так, М.Бунгле обозначает главные моменты своей футурологической концепции, возможную утопичность которой он, в отличие от А.Тоффлера, не отрицает, а признает. 336

Различные модификации «теории постиндустриального общества» дают отдельным исследователям некоторое основание говорить о наступлении вместе с формированием этого общества новой эры в истории человечества, или новой цивилизации («глобальной»), при которой все стороны общества и аспекты культуры, начиная с техники и экономики и кончая искусством и другими составляющими духовного бытия человечества, претерпят существенную трансформацию. Контуры этой новой «глобальной» цивилизации в первом приближении начинают вырисовываться вместе с появлением триединства – космического (или, точнее сказать, коммуникационного) спутника, кабельного телевидения и персонального компьютера – и распространением «железных воротничков» (т.е. роботов). Глобальная информационная цивилизация, таким образом, характеризуется созданием и установлением единого общепланетарного информационного пространства – глобальной информационной сети, представляющей собой некий синтез телевидения, компьютерной службы и энергетики, т.е. то, что Дж.Пелтон называет «телекомпьютерэнергетикой».

В заключение необходимо отметить, что хотя «информационное общество» и «глобальная цивилизация» должны были бы, по прогнозам некоторых из их теоретиков, уже сложиться и реально существовать, мы их, однако, нигде реально не наблюдаем. Что же касается процессов информатизации и глобализации, которые реально происходят в современном мире, то они, вопреки всем оптимистическим ожиданиям и прогнозам, ничуть не снимают и даже не смягчают, а как раз наоборот, еще больше обостряют социальную напряженность и усиливают социальное противостояние в современном обществе и вообще по своим последствиям оказываются весьма далекими от той идиллии, которую обычно рисуют в своих футурологических концепциях теоретики «информационного» или «постиндустриального» общества вообще. Что дело обстоит именно так, доказывает хотя бы тот факт, что указанные процессы привели не к снижениию, как предполагалось, а наоборот, к дальнейшему повышению уровня безработицы и бедности во всем мире, в том числе и в Европе. Данный факт был, в частности, отмечен «Римским клубом» в принятой им в декабре 1993 года в Гановере по случаю своего 25-летнего юбилея декларации, где прямо говорилось о том, что бедность «все шире распространяются в европейских странах», и что «уровень безработицы в современном мире продолжает расти» 337 .

Следует также обратить внимание и на то обстоятельство, что в современном западном обществе, которое, якобы, уже вступило в «информационную» полосу или фазу своего развития нигде не происходит ничего такого, что свидетельствовало бы о «сдаче» трудом и капиталом своих позиций в качестве решающих факторов общественно-экономического развития или предвещало бы их вытеснение и замену информацией и знанием, как это пророчествовали теоретики «информационного общества». Реалии сегодняшнего дня говорят как раз об обратном. Они, в частности, свидетельствуют о том, что информация и знание в данном обществе по-прежнему являются товаром и что они, следовательно, остаются простыми выражениями и воплощениями труда и капитала. И в самом деле, в так называемом «информационном обществе» информация и знание как осуществленный (мертвый) труд представляют собой, как и прежде, элемент постоянного капитала, а как труд осуществляемый (живой) они входят в структуру переменного капитала. Поэтому ни о каком вытеснении труда и капитала и их замене информацией и знанием в принципе не может быть и речи, а разговоры о некой «информацинной теории стоимости» в лучшем случае оказываются бессмысленными.

Исходя из сказанного, трудно не согласиться со словами У.Дайзарда, высказанными им еще в 1982 г. в работе «The Coming Information Age. An Overview of Technology, Economics and Politics. N.Y., 1, 1982» («Грядущий информационный век. Общий обзор техник, экономики и политики. Н.Й 1, 1982») о том, что «действительно, ни Белл, ни другие футурологи не смогли дать сколько-нибудь убедительной картины будущего». 338 И дело здесь не просто в «интеллектуальной скромности» этих исследователей или в принципиальной «невозможности остановиться на какой-либо из множества возможных перспектив», как полагает данный автор, а в несостоятельности многих «сценариев» развития современного общества, предложенных западными футурологами. Во всяком случае, можно с большой долей уверенности констатировать, что реальный процесс развития западного общества за последние три десятилетия, прошедшие после появления «теории постиндустриального общества», достаточно отчетливо обнажил утопичность и научную несостоятельность многих аспектов данной «теории», которая в различных ее модификациях была фактически направлена, как не трудно догадаться, против марксистской «теории общественно-экономической формации» и которая поэтому выполняла скорее идеологическую, нежели научную функцию.